После работы депутатом Госдумы, Александр Глебович несколько лет жизни отдал школе воспитания лошадей «Nevzorov Haute Ecole», книгам и фильмам об этих животных. Сегодня Александр Невзоров позиционирует себя как публицист, ведет колонку в проекте «Сноб», постоянно участвует в передаче «Персонально ваш» на «Эхе Москвы», читает лекции и проводит «Уроки атеизма» на youtube-канале «NevzorovTV».
— Александр, вы горожанин?
— Уже 25 лет живу только за городом. Так сложилось исторически. Много разных обстоятельств, все вместе сплелось. Но я не придаю особого значения образу жизни — когда я живу в городе, чувствую себя точно так же.
— У вас хорошие соседи?
— У меня большой участок, и я могу позволить себе не коммуницировать ни с кем, но, насколько я знаю, у меня чудесный сосед напротив и со всех сторон хорошие соседи.
— Главное отличие загородной жизни от городской, в чем оно?
— В городе жить проще. Глупее, угрюмее, но проще. В городе гораздо сложнее замерзнуть, подохнуть от голода, завязнуть в снегу или в грязи. Если в городе вы упадете, потеряв сознание, то вас поднимут, отхлещут по щекам и вызовут «скорую». Если вы сделаете это в дальнем конце своего участка, то пролежите сутки со всеми втекающими и вытекающими. Плюс за городом человек должен себя сам обогреть, должен провести водопровод и канализацию — об этом часто забывают те, кто собирается жить в загородном доме.
Потом загородная жизнь значительно дороже, потому что каждый квадратный сантиметр земли требует денег. Правда, не у меня. У меня все запущено и превращено в дикий парк. Но все равно надо мостить двор, нанимать человека, который будет чистить снег, надо проводить газ и привозить солярку. Провода рвутся, Интернет то работает, то не работает… Много всего.
— С дорогами все хорошо?
— У нас отвратительные дороги. Известная поговорка не охватывает даже одной сто пятидесятой подлинных бед современной России. Что касается дураков, то это состояние добровольное: можно быть дураком, а можно не быть. Из состояния «дурак» при желании можно выйти за пять лет учебы плюс сто пятьдесят хороших книг. Дураком просто уютнее быть, и я этих людей понимаю. Но, как правило, все, что исповедуют массы, это чудовищная глупость.
— Вы противник массовых шествий и собраний?
— Читайте Ивана Петровича Павлова, у него все написано в теории условных рефлексов. У людей, массово идущих на шествие, вырабатывается условный рефлекс, который подкрепляется одобрением общества, есть чувство единения со стаей, есть свои символы. Мне это все очень нравится, я в полном восторге: я действительно могу наблюдать механизм зарождения культа. Меня интересует сектообразование, и я страшно признателен и ВВ лично, и всем, кто раздувает этот психоз, потому что никакой другой возможности исследовать это явление так глубоко, как сейчас, у меня не было.
Подтверждаются все теории сектообразования. После реального события должно пройти довольно много времени, чтобы возникла почва для рождения культа, — это событие должно быть основательно забыто, реальная память должна вымереть, и на этом основании можно воздвигать любую идеологическую конструкцию. Культов очень много, и культ войны — самый простой из возможных. Его можно назвать культом победы или иначе, но это все равно будет культ войны. Мне очень нравятся рисунки танков на лбу, дети в гимнастерках — они подтверждают теорию Каутского, и я рад, что у меня есть возможность все это исследовать.
— Относительно возможности исследования: отчего у нас так вольно чувствует себя оппозиция?
— Вовсе она не вольная — девяносто пять процентов людей вообще никак не воспринимают оппозицию. Все, что говорится на «Эхе Москвы», абсолютно чуждо населению. Все эти интеллигентские вопли не заражают народ. Кремль в этом убедился, и, как в свое время американцы допустили существование индейцев в резервациях, так власти России сейчас допустили скопление недовольных на «Эхе Москвы»: пусть собираются и говорят там на своем непонятном языке. А девяносто пять процентов населения думают иначе, они воодушевлены современной российской идеологией — очень простой и понятной идеей патриотизма.
Но на самом деле в России очень сильны традиции вольнодумства и Россия — страна не только Победоносцева, Арцибашева и Павлов Первых. Это страна Чернышевского, Веры Засулич, многих прекрасных людей. Не важно, что думают и исповедуют массы, важно, что думают два процента мыслящих людей, потому что именно они в очередной раз все перевернут. Революция не спрашивает ни у кого разрешения, это явление на квантовом уровне, которое происходит непонятным образом и не руководствуется логикой.
— У вас очень смелые взгляды. Не пытаются приструнить?
— Когда надо мной устраивают очередной трибунал в Кремле, я говорю: «Ребята, список несовершенных грехов гораздо длиннее». И они соглашаются.
— Россия как страна вам симпатична?
— У России есть масса омерзительных черт, и есть несколько вполне симпатичных. Например, Иван Петрович Павлов.
— Но это же один человек, и он мог родиться в любой другой стране и быть при этом Павловым, разве нет?
— Нет. Каждая судьба — это сложное сочетание множества факторов и множества внешних влияний. Я не знаю ни одной другой страны, которая была бы так удобна для физиологических исследований, как Россия начала двадцатого века.
— А еще кто?
— Писарев отчасти. Отчасти Иван Николаевич Филимонов, великий нейроморфолог. Россия — глубоко несчастная страна. Но рождение одного только Ивана Петровича Павлова оправдывает существование России на протяжении веков.
— Услышав все это, очень сложно предположить, что заставляло вас предлагать себя в заложники вместо других людей?
— Тщеславие и корыстолюбие. Пиратская природа. Авантюризм.
— Какое у вас сейчас отношение к вашей программе «600 секунд»? Вы готовы снова ее вести?
— Отношение абсолютно нормальное. А если вести сейчас — это вопрос цены: смотря сколько заплатят.
— А тогда за нее хорошо платили?
— Нет. Сегодня я все делаю только за деньги.
— Вам не страшно жить без телохранителей?
— Я вообще не очень подвержен чувству страха.
— Это результат воспитания?
— Нет никакого воспитания. Я просто всегда пользовался свободой, хорошо знаю, что такое опасность. У меня была возможность контактировать с ней довольно близко, и я весьма спокойно к ней отношусь.
— Сколько сейчас вашему сыну? Он ходит в обычную школу?
— Ему девять лет. Вообще в школу не ходит. Сказал: «Не хочу в школу». Да и не ходи, пожалуйста. Домашнее обучение. А дальше пойдет учиться на кого угодно, хоть на попа.
— Как на попа?.. При вашем отношении к РПЦ?
— Я не буду никак влиять на его решения, в любом случае он будет делать что захочет.
— У вас изменился имидж — появилось красное пальто. В чем причина?
— А это доктор Курпатов виноват. Он затеял жилеточную гонку вооружений. Курпатов — страшный модник, он завел несколько жилетов. Надо было ему как-то отвечать, и постепенно этот процесс охватил всю петербургскую «снобскую» тусовку. Во всем виноват Курпатов.
Фото: Лидия НЕВЗОРОВА
