Петербуржцы относятся к нему с особой теплотой, что, было заметно на недавней творческой встрече, проходившей в книжном клубе «Буквоед» на Невском, 46. Юрий Михайлович представил свои новые книги: сборник пьес «Как боги», «Время прибытия», сборник интервью «Государственная недостаточность», — рассказал, что сегодня волнует редакцию «Литературной газеты». Слушали его с огромным вниманием. Встреча была приурочена к юбилею Юрия Михайловича (12 ноября писателю исполнилось 60 лет), и прозвучало немало теплых слов и поздравлений. Однако доминантой встречи все же стали вопросы о политике, что, впрочем, только помогло нам в интервью поговорить «о вечном»: литературе.
— Юрий Михайлович, вам сегодня задавали много вопросов о политике. Поэтому для разнообразия поговорим о литературе. Первый вопрос: где сегодня консолидируются писатели?
— Писатели объединяются вокруг журналов.
— Каких именно?
— Разных. Патриоты, например, вокруг «Вестника Москвы», либералы — вокруг «Нового мира», и так далее.
— Это мешает развитию литературы в стране?
— Безусловно, мешает. Писатели друг друга не замечают. Могу привести пример. Я, будучи «прописанным по патриотическому адресу», пошел как-то в журнал либеральной направленности, чтобы получить рецензию на книгу «Гипсовый трубач». И мне там сказали: «Такого писателя для нас не существует».
— Неужели нет ни одного печатного органа, который способен объединить людей?
— «Литературная газета». Мы принимаем всех, за исключением тех, кто почему-то решил на нас обидеться за критику.
— Что сегодня происходит в литературе?
— В литературе заканчивается период постмодерна, наступает время реалистичной прозы с четко обозначенным сюжетом. В стихах тоже прошел период концептов, возвращаются нормальные стихи, на нормальном русском языке, в которых все понятно.
— Что сейчас можно рассматривать как проблему в российской литературе?
— Проблема, конечно, молодые писатели. Их так испортил Интернет! Все эти блоги, ЖЖ, социальные сети и так далее. Над художественным словом надо работать, это серьезное дело. Не может человек, даже очень талантливый, без серьезного консерваторского образования выйти на сцену и спеть арию из оперы. Ну не споет он, а если споет, то плохо. Так и с литературой: этому надо учиться. А они избалованы, и эту необязательность, неряшливость интернетную, когда абы как выражена мысль, они переносят на прозу. Но мы ведь перечитываем Блока, Бунина, Куприна потому, что там слово такое, что хочется перечитывать! Как симфонии Чайковского: мы ведь знаем, о чем они, можно и не слушать второй раз, а мы все слушаем и слушаем… В литературе надо сидеть, работать, подгонять слово к слову…
— Чтобы блог в Интернете имел успех, нужна очень серьезная смысловая нагрузка. Возможно, молодежь принесла в литературу эту привычку нагружать смыслом все, что набрано на клавиатуре, и в этом их большой плюс?
— Может быть, смысл они и принесли, но литература не ограничивается одним смыслом. А молодежь этот смысл, буквально на живую нитку нанизав, уже выкладывает читателю. Для каждой мысли надо найти единственно возможное слово, максимально выразительное, открывающие какие-то вторые и третьи смыслы. У многих этого нет совсем. Литература складывается из трех чувствительностей: вербальной, социальной и нравственной. Если одной из них нет — не будет писателя. Например, есть социальная и нравственная, но нет вербальной, человек не чувствует слово, и это уже не литература. Или есть вербальная, но нет социальной либо нравственной — и кому нужно это плетение словес? И только когда все три чувствительности в наличии, рождается писатель. Это и называется талантом.
— Если молодежь издает скороспелые и неряшливые тексты, кого за это следует ругать, кроме самих молодых авторов?
— Издателя. Раньше издатель никогда не брал сырые рукописи, давал редактора, и рукопись доводили до ума. Сегодня почти полностью утрачен институт редактирования. А он необходим. Редакторов мало, и если в советские времена они жаловались на большую нагрузку, то сегодня эта нагрузка увеличилась в разы и они еле-еле справляются. Издательствам следует расширить штат редакторов, тогда, возможно, что-то изменится. Кроме того, многие молодые писатели не учились вообще. В мое время учились в литинституте или, как я, проходили систему очень сильных литературных объединений, где нам все объясняли. Сейчас ничего этого нет. Человек, напечатавший одну книгу, которую удалось продать, скажем, за счет интересного сюжета, уже считает себя писателем!
— Если издатели нетребовательны, а институт редактора утрачен, то кто же тогда открывает новые таланты, находит будущих настоящих писателей?
— Периодические издания. В частности, «Литературная газета» открыла несколько талантливых авторов.
— Можете назвать их имена?
— Могу, но не стану. Вдруг кого-то забуду, а человек обидится.
— Тогда о загородной жизни. Вы сознательно выбрали собственный дом, а не квартиру?
— Я сторонник загородной жизни. Мы с женой не просто живем в своем доме, мы везде стараемся развести огород, непременно вырастить что-то из зелени. Сейчас, в Переделкине, это чуть сложнее. А вот на нашем прежнем месте жительства у нас были даже теплицы, где мы выращивали огурцы, помидоры и прочее.
— То есть вы огородник со стажем?
— Да, именно так.
— А в Переделкине у вас живописный вид из окна? На лес или на водоем?
— Нет, в Переделкине у меня вид на дом-музей Булата Окуджавы. И это придает своеобразный колорит: очень часто гуляешь с собакой, а навстречу тебе какая-нибудь восторженная девушка с вопросом: «Скажите, к дому Булата Окуджавы я правильно иду?» И обычно огромные глаза, взволнованный взгляд…
— Переделкино сейчас такой же поселок, как описывал Булгаков?
— В целом да, такой же. Изначально он возник как кооператив, его первые обитатели — Пильняк, Бабель и другие — строили там кооперативные дома; затем государство это откорректировало и дачи в поселке стали предоставлять писателям в аренду за особые заслуги. Сегодня писательские участки все еще остаются писательскими. Но построенное в 1940-е годы изрядно обветшало. Писатели сейчас мало зарабатывают, у них нет возможности поправить старые дома, а в литфондах работают жулики и все деньги разворовывают. Но если учесть, что Ахматова жила в будке, а моя соседка, поэтесса Тарасова, живет в гараже, то все не так страшно.
— Ваш дом в Переделкине — это дом с историей?
— Мы живем в доме, который сами построили на пепелище. Участок прежде принадлежал известному литературному критику Виталию Михайловичу Озерову, автору бессмертной книги «Образ коммуниста в советской литературе». Его дача сгорела, и мы там построили дом.
— А описанный Булгаковым формат, когда писателям давали творческий отпуск, предоставляя возможность писать где-то на природе (на Клязьме в Подмосковье или у моря в Ялте), — он остался?
— Нет. Литфонды перестали выполнять социальные функции. Что-то они зарабатывают, но лишь для самих себя; до писателей почти ничего не доходит. Я помню, будучи молодым, начинающим писателем, мог попасть в Дом творчества лишь зимой, а весной, летом и золотой осенью там жили только маститые литераторы. Сегодня Дом творчества в Переделкине стоит пустой.
— Последний вопрос. В Петербурге сегодня очень трудно купить «Литературную газету». На весь город приходит всего 800 экземпляров, которые тут же разбирают. Не собираетесь изменить тираж для нас?
— Да, меры примем. Это ошибка нашего отдела распространения, будем ее исправлять в наступающем году.
