— В последние годы вы не только активно концертируете и записываетесь, но также участвуете в ТВ-программах, выступаете как организатор музыкальной жизни, недавно возглавили Государственное училище духового искусства. Бывает ли у вас эмоциональная усталость от ваших многочисленных занятий?
— Только физическая.
— Как восстанавливаетесь?
— Сон. Спорт. В детстве и юности я играл в хоккей, выступал за ленинградский СКА, и до сих пор выхожу на лед, когда есть возможность. Это доставляет мне огромное удовольствие, помогает избавиться от стресса. Я много летаю, в самолетах обычно смотрю кино и читаю. Фильмы в основном пересматриваю и по большей части это комедии, а книги читаю более серьезные — как правило, мемуары и исторические сочинения. Последнее из прочтенного — это книга Троцкого «Сталин».
— Дом под Москвой помогает восстанавливаться?
— Да, там тихо, комфортно. Мне очень нравится. Но я все-таки человек скорее городской, чем пригородный. А сейчас еще за город ехать довольно долго из-за пробок. Мне нравится жить в центре большого города. Когда я жил в Нью-Йорке, мне это доставляло массу удовольствия, несмотря на то что стена моего дома практически упиралась в стену соседнего, и дневной свет в мою квартиру не проходил. Когда я просыпался, не сразу понимал — день сейчас или ночь.
— Какой из загородных домов ваших знакомых произвел на вас наибольшее впечатление?
— Трудно сказать вот так сходу. У всех моих знакомых, у кого я был в гостях, дома хороши по-своему. Скажем, у одного товарища моего роскошный дом с мраморными стенами, огромными люстрами, и когда после нескольких дней пребывания у него, я вернулся к себе, мне мой домик показался совсем крошечным и скромным. Зато в нем уютно и спокойно. У другого моего друга — усадьба в Тверской области, старинная, есть даже карета. И в то же время усадьба эта вполне современная, со всеми устройствами, которые нужны для комфортной загородной жизни. Вот это сочетание современности и благородного старинного уклада, наверное, и произвело наибольшее впечатление.
— На VI Санкт-Петербургском культурном форуме, что прошел 16-18 ноября, вы не только выступили как музыкант с Московским джазовым оркестром, которым руководите, но и как организатор международного форум-феста JazzAcrossBorders. Что это за мероприятие и кому оно адресовано?
— 18 ноября в Капелле наш оркестр играл гала-концерт с участием Кёрта Эллинга — одного из лучших джазовых вокалистов в мире. Разумеется, для нас этот концерт очень важен, но это только часть большой программы первого в России форум-феста JazzAcrossBorders (JAB). JAB — это профессиональная площадка для джазового сообщества. На фесте прошли панельные дискуссии, круглые столы, мастер-классы, встречи с представителями музыкальной индустрии. Для музыкантов это возможность выступить перед ведущими продюсерами мира, познакомиться с ними. Ведь на форуме собираются президенты фестивалей, директора клубов, руководители джазовых изданий, представители лейблов, агенты. Для меня и для моих коллег важно показать, что самобытный российский джаз может быть популярен не только в России, что он имеет международный коммерческий потенциал. В России есть рынок джаза, интерес к джазовой музыке, у нас есть отличные проекты, которые можно и нужно приглашать к себе, это может быть интересно. Такой фестиваль — первый подобный эпизод в нашей практике. Мы хотим, чтобы со временем он встал в один ряд с подобными фестивалями в Бремене и Нью-Йорке. У нас есть великолепная школа классической музыки: Шостакович, Прокофьев, Чайковский, Даргомыжский известны во всем мире. Довольно популярны современные академические композиторы. Хорошо знают наших блестящих исполнителей классической музыки. Но что знают о наших джазменах? О том, как джаз развивается в России? Какие тенденции? Что происходит? О нас мало знают в мире. Но ведь и не узнают, если мы о себе не заявим. Никто, знаете ли, не озабочен вопросами: как там джазмены в России? Что же там интересного?
Такое было 25–30 лет назад, когда разваливался Советский Союз и на этом фоне был громадный интерес ко всему советскому и российскому, в том числе джазу. Интерес быстро прошел. В том числе потому, что наши джазовые исполнители не совсем соответствовали мировому уровню. Но за 25 лет многое изменилось. Появились великолепные ансамбли и солисты. С другой стороны, такие фестивали — это некий стимул для творческого роста наших музыкантов, который не дает им расслабляться, и хороший способ получить адекватную оценку профессионалов, экспертное мнение.
— Ваш коллега Давид Голощекин на концертах много беседует со зрителями, рассказывает, когда нужно аплодировать, как нужно реагировать на те или иные фрагменты выступления. Вы практикуете что-либо подобное?
— У каждого музыканта свой способ общения со зрителями. Мне, например, кажется, заниматься пропагандой джаза и музыкальным просвещением стоит не на концертах, а на каких-то творческих встречах, в телепередачах и пр. Если люди пришли на джазовый концерт, наверное, они знают, когда нужно хлопать. Если не аплодируют — значит, музыкант сыграл не очень хорошо или, наоборот, сыграл так здорово, что зрители в шоке. И в том, и в другом случае выпрашивать аплодисменты едва ли стоит. Я не воспитываю публику, не учу ее. Я, скорее, сам у нее учусь. Если люди купили билет, значит, я должен выложиться на 175 процентов, чтобы зрители получили эмоциональный заряд, — тогда они и будут хлопать. А сведения о джазе можно и в интернете добыть. Конечно, иногда стоит и пошутить, я беседую с залом, когда делаю какие-то тематические программы, допустим, посвященные Дюку Эллингтону. Но я стараюсь это делать в легкой форме, чтобы это не выглядело назиданием. Мое дело — играть. Я не могу не слушать джаз, не играть его, это как дышать.
