Мне же, по причине того, что 365 дней в году обитаю среди лесов, где журчат спрятавшиеся под огромными лопухами ручьи, муравейники – по пояс, а по лохматым соснам скачут почти ручные белки, ближе совсем другой дачный Петербург. Старинный. Манящий покрывшейся паутиной и пылью веков сединой.
Люблю побродить в окрестностях Ольгина, Лисьего Носа, Лахты, Комарова – там еще можно наткнуться на деревянные, покосившиеся дачки с экзотическими башенками, затерявшиеся среди «новостроя». Все меньше их становится. И все чаще на скрипучих воротах встречаются набранные на компьютере объявления: «Продается дом под снос вместе с участком».
Люблю, выбрав время, заехать по дороге домой в Осиновую Рощу, на дачу Фаберже, попавшую ныне в плотное кольцо коттеджной застройки. Сергей, знакомый хранитель ветшающего на глазах исторического памятника, звякнув связкой ключей, позволяет заглянуть в пыльные, заваленные опавшей штукатуркой залы и комнаты, пройтись по скрипучим полам. Будет время и случай – поведаю вам о том, как ровно год назад на пару с Серегой мы пытались откопать легендарный клад Фаберже и что из этого получилось…
А городские дачи? Те, что были построены во времена государей-императоров на окраине столицы, а сейчас оказались чуть ли не в центре… Помните удивительной красоты и необычной архитектуры здание, что расположено как раз возле станции метро «Черная речка»? Там сейчас представительство фирмы «Бурда-моден». Это бывшая дача представителей знатной русской фамилии Салтыковых. Сколько таких дач еще сохранилось на Крестовском, Аптекарском островах… Если абстрагироваться от тех современных жителей, что обосновались в древних стенах, фантазия уносит во времена, когда здесь устраивались великосветские балы и дачные посиделки, на которых под чай с вишневым вареньем обсуждались гениальные строчки, только что вышедшие из-под пера Пушкина.
Впрочем, увлекшись личными впечатлениями, не сбиться бы с правильного курса, то есть определенной для данной статьи темы. Кто они – петербургские дачники минувших веков? Каков их социальный состав и статус в петербургском обществе? Только особы, приближенные к императорскому двору, могли позволить себе строительство дач, охраняемых по периметру каменными изваяниями львов, или в число дачников мог попасть и сбросивший на летнее время шинель знаменитый гоголевский Акакий Акакиевич? Вот вопросы, на которые мне надо отыскать ответ. Кажется, что-то встречалось на эту тему в зачитанной в свое время до дыр книге «Физиология Петербурга»… Да вот она – статья Е. Гребенки «Петербургская сторона», датированная 19 сентября 1844 года.
Позволю себе пространную цитату из нее: «Летом вся вообще Петербургская сторона оживает вместе с природой. Дачемания, болезнь довольно люто свирепствующая между петербуржцами, гонит всех из города; люди, по словам одного поэта:
И скачут, и ползут,
И едут и плывут
вон из Петербурга, кто побогаче – подальше, а бедняки – на Петербургскую сторону; она, говорят, та же деревня, воздух на ней чистый, дома больше деревянные, садов много, к островам близко, а главное – недалеко от города; всего иному три, иному только пять верст ходить к должности. Вследствие такого рассуждения, все домы и домики, все мезонины и чердаки на лето занимаются дачниками…»
Что ж, с удовольствием отправлюсь вместе с вами на бывшую Петербургскую, а ныне Петроградскую сторону, дачную мекку северной столицы в середине XIX века.
От «бриллиантовой виллы» до угла в кухмистерской
При всем уважении к господину Гребенке не могу согласиться с ним, что Петербургская сторона – удел несостоятельных дачников. Вы не против, если мы начнем наш вояж с буржуазного от фундамента до флюгера на крышах Каменноостровского проспекта?
Вместо дома № 62 стояла дача одного из крупнейших петербургских зодчих начала позапрошлого столетия Воронихина, который приобрел участок на Аптекарском острове для строительства двухэтажных загородных апартаментов с мезонином. Строил из высококачественного дерева, поэтому среди дачных сплетников пошли разговоры о том, что на создание воронихинской дачи пошли строительные леса Казанского собора. Но, как говорится на Руси, не пойман – не вор. Получилось дорого, красиво – а как иначе мог сделать Воронихин? Жаль, что перед Олимпиадой 1980 года дачу зодчего, которая не соответствовала представлению тогдашних властей об облике центрального проспекта города трех революций, снесли. Правда, пообещали ленинградской общественности восстановить ее. Где сейчас те люди, дававшие обещание?
Идем дальше. Через четыре дома от дачи Воронихина стояла дача министра финансов графа Гурьева, известная как «вилла Боргезе». В середине XIX века здесь было открыто увеселительное заведение, куда съезжалась послушать хор цыган и оркестр трубачей кавалерийского полка вся почтенная публика Санкт-Петербурга. А в конце Каменноостровского проспекта, на берегу Малой Невки, в районе улицы академика Павлова, мы можем лицезреть чудом сохранившийся, хотя и слегка перестроенный, усадебный дом и сад вокруг него – бывшую дачу генерал-прокурора Лопухина. Потом ее приобрел лесоторговец Громов и отделал загородный дом с такой роскошью, что обыватели стали величать его бриллиантовой виллой. Куда уж тут простому чиновнику или служащему – они возле ограды проходили с опаской и говорили вполголоса, взирая на скрывающиеся в густых зарослях шикарные строения, которые не испортили бы и петергофский пейзаж…
А вот если по совету литератора Гребенки мы свернем с проспекта хоть вправо, хоть влево, то очутимся на тихих улочках – бывших Дворянских, Разночинных, Зеленых, Односторонних, где как раз и теснились менее состоятельные дачники. Обычно тихая, немноголюдная осенью и зимой Петербургская сторона летом оживала. Кого только здесь нельзя было встретить теплыми вечерами среди фланирующей публики! Чиновники, студенты, служащие и даже мастера и подмастерья питерских заводов – все снимали дачи! Мелочные лавочники закупали съестных припасов втрое больше обыкновенного, извозчики перебирались с Невского проспекта и Садовой на остров, чтобы подхалтурить на дачниках и получить лишнюю копеечку…
В конце XIX – начале XX века аренда дачи на лето в окрестностях Санкт-Петербурга стоила от 200 до 500 рублей в зависимости от месторасположения, метража и удобств в доме. Дорогая дача для особо важных персон обходилась в 800–1000 рублей за сезон. Однако за 15–20 рублей можно было снять комнату или угол. Учитывая, что зарплата петербургского чиновника была от 100 рублей в месяц, врача – 500, рабочего – 30–40 рублей, стать дачниками могли позволить себе все слои населения.
«Идете по не очень ровному и немного шаткому дощатому тротуару и видите в подвальных этажах почти у ног своих разные трогательные семейные картины: то мужа, играющего на скрипке в то время, как жена кормит кашей грудного ребенка… то семейство за чаем, то семейство, встречающее или провожающее гостя… в среднем этаже часто играет фортепиано и шаркают чьи-то ноги в кадрили или галопе», – так описывает современник быт стесненных в финансах дачников Петербургской стороны.
Дешево! Очень дешево и доступно было в свое время стать дачником! За 30 или даже 25 рублей ассигнациями в месяц можно было снять комнатку в первом этаже с ходом через кухню да еще с прислугой и столом. За эти деньги вам будут хотя бы изредка выметать комнатку, по утрам приносить воды умыться, утром поставят самовар и почистят сапоги… На обед – пожалуйте вместе с хозяевами дома за стол, откушать первое, второе и третье. А в домах, где обитали держащие коров и свиней унтер-офицерши, можно было снять угол и за 15 рублей в месяц. За эти деньги человек получал место для койки в одном помещении с хозяевами, а также завтрак, обед и ужин за одним с хозяевами столом. Щи, пирог или студень с хреном, квас – пальчики оближешь!
Дачные увеселения? А как же без них! Пока состоятельная публика тешила душу на вилле Боргезе, осыпая ассигнациями прелестных цыганок, обитатели дачных углов устраивались за несколько копеек на жестких скамьях самодеятельного театра, открытого неким забавным стариком в мучном амбаре неподалеку от Малого проспекта, возле Крестовского перевоза. Оркестр: две скрипки и бас, деревянная звезда с шестью свечками над партером, играющая роль люстры, девицы в домотканых костюмах на сцене – все очень просто, непритязательно, скромно, если не сказать бедно. Но как весело проходили спектакли! И как загрустили дачники, когда старик – учредитель театра – скончался, а его детище пришло в упадок…
Двести рублей за десятину земли – это почти даром
Однако город рос, вытесняя дачников все дальше и дальше от Невской першпективы. Вот уже и Петербургская сторона с запуском Троицкого моста стала считаться чуть ли не центром…
Но дачная болезнь у петербуржцев неизлечима, дачемания – в крови, она передается по наследству! Стрельна, Царское Село, Павловск, Сестрорецк – дачники начинают осваивать и эти благодатные места, до сих пор являющиеся пределом мечтаний любителей загородного отдыха. Показательно в этом плане Выборгское направление, куда, оставив Петроградку, мы и направимся по железной дороге, проложенной в семидесятых годах позапрошлого века.
С «железки», как в стародавние времена называли дорогу, все и пошло. Тихо и незаметно жили поселки Карельского перешейка. Петр Великий щедро раздаривал эти земли своим сподвижникам, но зачем нужны были дикие края вельможам? Земли, ввиду их ненужности, распродавались коренными петербуржцами выходцам из центральных районов России за бесценок, леса вырубались, урожаи были мизерными… 11 сентября 1870 года паровозный гудок нарушил тишину здешних мест – началось регулярное движение поездов между Петербургом и Выборгом. Петербургские жители тут же обратили внимание на привлекательные для отдыха берега Финского залива, и крохотный рыбацкий поселок Териоки, куда лежит наш путь, превратился в настоящий дачный рай…
Вам что-нибудь все это напоминает? Ну конечно же, сейчас все происходит точно так же, как и много десятилетий назад: организовали удобное транспортное сообщение с отдаленным, благодатным с точки зрения природы и экологии районом – и его тут же заселяют дачники. И с Царскосельской железной дорогой и Стрельной было так…
Но вернемся в Териоки, где замкнутое натуральное хозяйство охватил дачный бум. Здесь создается общество дачевладельцев.
В 1888 году разрабатывается первый план строительства и благоустройства дач (прообраз нынешних коттеджных поселков!), через два года его усовершенствовали, а в 1907 году в связи с невероятным размахом строительства приняли третий, еще более совершенный план! Заглянем в путеводитель времен последнего русского государя-императора Николая Александровича, в нем черным по белому написано: «Под общим названием «община Териоки» разумеется огромная, унизанная дачами береговая полоса верст на двадцать, и полоса эта с каждым годом увеличивается. Если в начале XX века в Териоках насчитывалось 23 улицы, то через короткое время их стало уже 44, не считая переулков…» В 1907 году здесь было 1400(!) дач, в летний сезон приезжало до 55 тысяч дачников. Некоторые жили в Териоках постоянно и ежедневно ездили в Петербург на работу, благо поезда ходили до десяти раз в день и без опозданий.
В 1910 году Териоки (ныне Зеленогорск) из заштатного поселка превратились в курортный город с почтой, телеграфом и телефоном, а териокская община, вытянувшаяся на 15 км вдоль Финского залива, получила самостоятельность. В ее состав вошли поселки Оллила (ныне – Солнечное), Куоккала (ныне – Репино), Келломяки (ныне – Комарово).
И вновь я спрошу вас: не возникает ли и здесь параллелей с современностью? Все правильно! Дачные дома для модного ныне круглогодичного проживания пошли как раз оттуда… И с землей произошло то же, что сегодня происходит с квадратными метрами диких территорий, которые в результате развития инфраструктуры облюбовываются дачниками. Если в 1882 году за одну десятину участка возле Финского залива платили до 200 рублей, то в начале XX века стоимость этих же участков возросла более чем в десять раз! А мы еще удивляемся, откуда взялись запредельные цены в «золотом треугольнике» Курортного района…
В некоторых дачах вместо кадильных фонарей стали появляться электрические лампочки. Досуг скрашивали мероприятия, проходившие в концертном зале, созданном по проекту архитектора Бруни на территории нынешнего Зеленогорского парка культуры и отдыха. Здесь давали регулярные концерты артисты из Петербурга, а по субботам устраивали любительские спектакли сами дачники.
Что примечательно, основную массу владельцев и нанимателей дач нынешнего Курортного и Пушкинского районов составляли некрупные чиновники и капиталисты. Представители элиты царского Петербурга уже в те времена предпочитали заграничные курорты и виллы на побережье Средиземного моря. Интеллигенция, люди среднего достатка, связанные службой и творческой работой, снимали (реже строили) дачи в окрестностях города. Салтыков-Щедрин, Менделеев, Куприн, Чуковский – кого только нельзя было встретить в праздной толпе отнюдь небогатых дачников!
Собственно, дачи и приусадебные участки – это уже отдельная история загородного Петербурга, особая. Дачка живописца Серова, многие полотна которого родились как раз во время дальних прогулок с мольбертом по окрестностям, являет собой совсем скромный домик – сразу и не подумаешь, что здесь обитал великий живописец. Зато дача флотоводца Макарова, что расположилась неподалеку, – нечто! Отделанная мореным дубом, она напоминает корабельную надстройку, а сам дом на фоне темной зелени больше похож на отправляющийся в дальнее плавание фрегат… А стесненный в обстоятельствах домовладелец, насмотревшийся чудес петергофских фонтанов, знаете, до чего додумался? Соорудил на участке несколько фонтанчиков, которые питаются… за счет дождевой воды, собранной в водонапорный бак!
Впрочем, об архитектурных, дизайнерских и инженерных изысках в дачном строительстве при желании можно поговорить специально. Тема эта неисчерпаемая.
Пока же позвольте завершить наше путешествие в прошлое, когда дачниками становились все – от героев гоголевской «Шинели» до героев великосветских сплетен, рождавшихся на приемах в Зимнем дворце, и возвратиться в нынешние времена, пораженные все той же неизлечимой болезнью – дачеманией. Истоки зарождения отнюдь не зловредного «вируса» мы проследили, бродя по деревянным тротуарам Петербургской стороны и песчаному побережью еще чистого, не испорченного дамбой, изумрудно-голубого Финского залива. Иммунитета к «дачной хвори» не было и нет ни у одного поколения петербуржцев. И это, право слово, здорово…
