Здесь, на Капри, долгое время жил Горький, отсюда Ленин руководил революционными процессами, а пушечный король Крупп, как известно, денег на ветер не бросавший, так влюбился в этот остров, что решил построить для нужд островитян и туристов горный серпантин и общественный садик.
Имперский размах, или цена инфраструктуры
Капри озадачил меня с самого начала: таксист, сносно говоривший по-английски, что нечасто встречается на юге Италии, огорошил меня, сообщив, что довезет, но «афтер ю маст ворк». Я никак нее мог понять, почему после поездки на такси я должен работать. Оказалось, что от того места, где остановилась машина, до гостиницы хочешь не хочешь придется идти пешком, поскольку ширина городских улиц никак не предполагает передвижение на автомобиле. Причем даже на небольшом участке вас обязательно ждет подъем или спуск под нависающими зелеными ветвями, усыпанными цветами, а из-за невысоких заборов будут выглядывать небольшие, в большинстве своем белокаменные, непременно очень ухоженные дома, одной стеной врезающиеся в скалу.
Вообще история острова — это история вгрызания человека в скалу. Начиналось все, как водится, с военных целей: первыми заприметили остров финикийские пираты. Думаю, им он понравился в первую очередь двумя естественными бухточками, организовать надежную оборону которых в случае необходимости не составляло труда. Для обустройства острова как перевалочной базы три тысячи лет назад финикийцы вырубили в скале 800 ступеней, подняться по которым и сегодня довольно затруднительно, так что за сохранность награбленного можно было не беспокоиться. И вполне вероятно, Капри так и остался бы естественной крепостью, если бы в один прекрасный день на остров не заглянул император Август. Видимо, день был действительно прекрасный, потому что первому римскому императору остров настолько понравился, что он захотел приобрести эти скалы, да столь неодолимо, что в обмен решил пожертвовать в два раза большим по площади, куда более плодородным, да еще и богатым геотермальными источниками островом Искья. Так на скалу пришел, говоря современным языком, стратегический инвестор. Возможно, оттого что во времена Августа Римской империи ничего не угрожало, а может быть, по причине высокого художественного вкуса первого императора, но приобретение сразу же стало оформляться как объект досугово-художественный, а не военный.
Особенно это ощущается на Монте-Соларо. Я был первым клиентом Сеггиовиа — это канатная дорога — и, оказавшись на смотровой площадке, почувствовал себя Богом, настолько спокойный и величественный вид открывался с вершины горы. Следом за мной из кресел стали выпрыгивать японцы, но они не трогались с места, пока не собралась вся группа, что добавило мне несколько минут божественных ощущений — согласитесь: Бог не может быть в группе. Пока они выстраивались в очередь к ближайшим обозначенным видовым точкам, я немного спустился и увидел гревшуюся на камне саламандру, она будто позировала мне. Пока искал не слишком банальные точки осмотра, меня вдруг осенило сфотографироваться в позе римской статуи. Попросил официанта из кафе щелкнуть меня, посмотрел — действительно щелкнул. Потом я режиссировал этот кадр сначала с индусом, затем с американцем. Когда уходил со смотровой площадки, наблюдал, как две парочки повторяли мой опыт... Все-таки надо иногда ощущать себя Богом.
Когда-то здесь была одна из 12 вилл Тиберия, приемника Августа. Думаю, строительство этих вилл и предопределило судьбу острова как одного из самых дорогих курортов мира. Двенадцать вилл — это 12 дорог, а к дорогам римляне относились очень ответственно, так что оборудование загородных резиденций императора полностью обеспечило остров главной инженерной инфраструктурой, ведь, кроме удобства путей сообщения, римляне ценили и комфорт, а потому ко всем виллам был проведен водопровод. А поскольку у каждого римского императора были свои предпочтения по части отдыха, то после смерти Тиберия Капри постепенно стал одним из излюбленных курортов у римской знати, которую совершенно не смущало, что до пляжа не слишком удобно добираться, так как предпочитала плавать в собственных бассейнах. Былое римское величие читается и сегодня, но фрагментарно. Особенно в местах, где когда-то были виллы Тиберия. По дороге к вилле Йовис (вилле Юпитера — каждая вилла посвящалась какому-то богу из верхней части олимпийского пантеона) на территории частного дома я увидел римские колонны, а перед самими развалинами виллы сохранился небольшой парк, когда-то входивший в комплекс резиденции цезаря. Конечно, по сегодняшнему виду этого парка трудно судить о том, как он был оформлен в I веке нашей эры, но одно можно утверждать наверняка: что-что, а видовые точки римляне ценить умели, и об этом красноречиво свидетельствуют балкончики, оборудованные на уступах 300-метровой скалы. Так и представляется неторопливая беседа цезаря с подданным, грозящая неожиданно оборваться полетом собеседника (знаменитое сальто Тиберия) в завораживающую бездну, но от этой мысли, покой и величественность пейзажа кажутся еще глубже и проникновеннее.
Впрочем, посещение самой виллы несколько смазывает впечатление от этого имперского величия. Здесь почему-то создается ощущение заброшенности, усиливает которое и цена билета — всего два евро, очень смешные деньги для Капри, и мирно пасущиеся на развалинах козы, скорее дополняющие пейзаж, чем диссонирующие с ним, и домашний вид смотрителя, продающего билеты в сторожке, пахнущей готовящейся козлятиной, и отсутствие сувениров, и замок на дверях общественного туалета, возведенного на римском фундаменте. Дополняют это ощущение и гастарбайтеры, копошащиеся на строительстве очередного коттеджа в ста метрах от развалин, наверное, самой величественной загородной резиденции.
Уплотнительная застройка
Курортная жизнь острова прервалась с падением империи: атмосфера Средневековья явно не способствовала развитию курортного дела. Место курортников занимали то пираты, то рыбаки. Как бы то ни было, но в конце XIX века Капри был больше островом рыбаков, нежели отдыхающих. Своим возрождением как курорта Капри обязан маленькому интернационалу интеллектуалов, облюбовавших этот остров в конце XIX — начале XX века. И в первую очередь Акселю Мюнте, шведскому врачу, дипломату, исследователю, который так влюбился в Капри, что построил здесь виллу, назвав ее Сан-Микеле: почитают на острове святого Николая. И в отличие от местных крестьян и рыбаков, если при строительстве находил какие-то остатки древнеримских материалов, не использовал их как халявный строительный материал, а обыгрывал и преподносил. Например, выяснилось, что дом рыбака, купленный исключительно как участок для строительства, стоял на том самом месте, где когда-то была одна из вилл императора Тиберия, наверное, единственная, имевшая относительно прямой и короткий спуск к морю, если под таковым понимать финикийскую лестницу из 800 крутых ступеней.
В это же время остров облюбовали и Горький, упорно не торопившийся возвращаться в Россию, шедшую по воспетому им пути; и Крупп, вполне удовлетворенный тем, что Германия, было собравшаяся последовать за Россией, передумала; и Бунин, все же предпочитавший Лазурное побережье Франции.
Эти знаменитые и говорливые так навосхищались этим райским уголком, что рыбаки, крестьяне и примкнувшие к ним инвесторы принялись активно осваивать римское наследие, порой служившее фундаментами для новых домов или элементами декора, а иногда оказывавшееся просто забытым или задвинутым. Традиционные занятия местного населения постепенно превращались в хобби, а каприоты все больше перепрофилировались на прием туристов. Остатки былого имперского величия превращались то в строительный мусор, то в строительный материал. Колонны римских вилл становились приятным дополнением тенистого сада, стены императорских вилл превращались в хорошую основу для кафе. Термы Августа, например, сейчас представляют собой нечто подобное лодочному сараю общего пользования, а древнеримский порт, что рядом с Марина Пиккола, оказался отрезанным от чрезмерно любопытных туристов частными владениями.
Конечно, по мере уплотнения застройки былое римское величие уходило, но вкусовая планка была поднята настолько высоко, что, несмотря на кучность, новые дома получались красивыми и утопали в зелени. Вообще, трудно вообразить, что в мире есть другое место, где домовладельцы относятся к своим домам с такой же любовью. Здесь каждый дом обязательно украшен традиционной для острова авторской майоликой, а многие постройки имеют имена. На меня очень сильное впечатление произвел дом, который украшала табличка «Casa Amore e musika» (Дом «Любовь и музыка»). Любовь к дому не заканчивается и за оградой: узенькие бетонные улицы производят впечатление безукоризненно чистых, а поскольку их ширина исключает наличие посадок, то хозяева стараются так разместить растения в своем дворе, чтобы они обязательно затеняли кусочек улицы и придавали ей вид озелененной.
