Рассказ Андрея и Константина о коттеджном поселке в Вартемягах сразу обнаруживает их предпочтения. Место отличается благодатным ландшафтом: рельеф с хорошим перепадом, сосны и отсутствие общедоступного водоема (что плюс при такой близости к мегаполису). Участки сразу нарезались по 25 соток, а благодаря рельефу кажутся больше. И генплан — не с прямой нарезкой, а с извилистыми улочками, поэтому появляются разнообразные виды. «По крайней мере, туда попал — и поменял среду обитания».
А.Ю.: Красиво получается, когда большой перепад: низины и пригорки. Сначала мы делали типовой проект экономкласса для первой очереди — гектаров на пять, а потом застройщики стали расширяться и активно развиваться.
К.Н.: Все начиналось с одного типового финского проекта 160 кв. м, каркасного, безымянного. Девелоперы и задумывали этот поселок как дачный, но он был одним из первых в Лен-области с четкой структурой и архитектурно целостный. Забор сразу был единый, причем сетка, чтобы не повторять грустных подмосковных ошибок. Не согласен — не покупай. Фактически выбор был только в отделке фасада. Все задуманное реализовано. У кого-то отделочный кирпич, у кого-то камень, а в целом смотрится нормально, общую картину не портит и абсолютно никого не смущает.
Судя по журналам, изначальный финский домик очень сильно размножился по Всеволожскому району. Видимо, проект удачный сам по себе. Потом мы его с Андреем немного модифицировали: добавили 80 метров, и даже 200. Поскольку поселок закладывался сразу в послекризисные годы, казалось, такого размера вполне достаточно. Но народ моментально перестроился — многие стали делать из дач дома для постоянного проживания, и было уже тесновато.
— А вы можете сформулировать нынешний оптимум для дома постоянного проживания экономкласса?[br]
К.Н.: Метров 250 примерно. Дачу в этом классе можно и метров 80 сделать, а 130 — вполне полноценный дом. Но обычно строят метров на 200.
Первая очередь, примерно 15–20 домов, себя оправдывала с этим объемом, но при таких-то участках стоимостное соотношение земли и строений скоро перекосило, и люди стали роптать: хотим дома больше. И мы сделали второй проект — дома в трех вариантах. Центральная часть сквозная, с двусторонним остеклением и лестницей, единая для всех проектов, а длина дома увеличивается за счет разных дополнительных функций. Размер может достигать 220–300 метров, если под одной крышей появляются бассейн и гараж. «Стекляшка» разбивает два объема, на втором этаже у одних кабинеты, у других — только 3–4 спальни и холл.
— Остались у застройщика какие-то регламентные ограничения?[br]
А.Ю.: Пока все клиенты обходятся нашими проектами. А в отделке фасадов ограничений нет — делай что хочешь, — но никаких безумств не было.
— А вообще в проектировании поселков существует какой-то авторский надзор, или хозяин — барин?[br]
К.Н.: Нет никакого авторского надзора. К тому же в данном случае нашей задачей было создать некий типовой дом, изначально вариабельный. На своих правах мы не настаиваем, и дальше они резвятся как хотят.
А.Ю.: Конечно, они искажают наши замыслы, упрощают, делают дешевле и т. д. Но такие правила игры.
— Вашего авторского самолюбия это никак не задевает?[br]
А.Ю.: Задевает иногда, но мы никак не можем повлиять на это, поскольку работает экономика.
К.Н.: Это в промышленном дизайне экономика работает на автора: надо настаивать на оригинальной эстетике и блюсти свои права. Когда ты делаешь чудесную соковыжималку, которая продается миллионными тиражами, и ты имеешь копейку от каждого экземпляра. А мы ничего с тиража домов не имеем. Абсолютные альтруисты.
А.Ю.: У нас много нетиповых проектов, где мы стараемся осуществлять авторский надзор.
— У вас столько интересных форм и материалов, что без присмотра не обойтись. Например, медь — это ваша личная симпатия, уступка моде или не дают покоя лавры автора Cooperhous'а?[br]
А.Ю.: Точно не последнее: не видел этого дома. Медь — очень красивый естественно стареющий материал, и его сейчас много используют, например, на фасадах здания мастерских Мариинки. Там медь недолго блестела. Материал живой, не то что алюминиевые панели, и гораздо лучше ложится в ландшафт. Хорошо выглядит с сосной, с дюнами. И бревна в нашем доме в Солнечном хорошо сочетаются с медью. Заказчик изначально хотел современный дом.
— Кстати, численность «неретроориентированных» заказчиков, по вашим наблюдениям, растет?[br]
А.Ю.: Нет. Это очень редкий клиент. Он сам долгое время жил за границей, и только поэтому у него есть приятие всего нового, модернистского. А заказчики, которые постоянно жили в России, все еще предпочитают дома под старину.
К.Н.: Только в Москве есть спрос на современную архитектуру, но это скорее от избытка денег. У состоятельного клиента может быть не один дом, и ему неважно, сколько что стоит. Поэтому он может пробовать. Раньше хрустальные вазы коллекционировали, теперь — дома.
— А есть у этого дома какой-то главный, представительский, фасад?[br]
А.Ю.: Нет, он весь в лесу, поэтому все фасады интимные. Он вообще решен в одном уровне; второй этаж немного развивается в одном месте, но он в идеале должен потом слиться с пейзажем за счет отражений.
— Распластанный дом — это идея заказчика или ваша?[br]
А.Ю.: Идея наша, но заказчик одобряет. Вот это как раз можно назвать тенденцией. Люди отказываются от подвалов, от третьих этажей, которые становятся просто чердаками.
К.Н.: Высокие дома раньше символизировали богатство. Теперь иначе. Если средства позволяют человеку купить достаточно большой участок и построить на таком пятне распластанный дом — это настоящая роскошь.
— Похоже, мы вывели формулу: высокий дом демонстрирует богатство, а низкий — прячет роскошь.[br]
К.Н.: Иногда люди строят башни, чтобы считать звезды или любоваться пейзажем. Один коллега рассказывал о своем заказчике, который очень хотел видеть залив, хотя его садоводство находится где-то за «Пенатами» и строительство в нем ограничено по высоте. На высоком цоколе он построил два полноценных этажа — но не увидел залив. Что бы сделал другой человек? Стремянку бы поставил, башенку соорудил. А этот построил третий этаж, и, когда понял, что все равно залив не увидит, разобрал его. Да и соседи возмутились: что это за башня Татлина? Но вообще высокие дома тоже бывают очень красивыми.
— Как вы относитесь к ретростилистикам? Можете сформулировать свое кредо?[br]
К.Н.: Наше кредо: «Всегда!» Не могу сказать точно, что для нас стилистически предпочтительнее, но однозначно не классический дом с колоннами. А в принципе какой-то винтаж может быть. Любое красивое, грамотно возведенное здание вызывает эстетическое удовольствие, независимо от стилистики.
А.Ю.: Опасно формулировать кредо. Если ты занимаешься творчеством, то кредо меняется всегда. Для себя я, наверное, постарался бы спроектировать просто удобный дом без признаков стилизма. Потому что пройдет какое-то время, возможно непродолжительное, и мои взгляды могут принципиально поменяться.
— А если бы заказчик в абсолютно одинаковых сметах предложил на ваше усмотрение стилизовать либо создать абсолютно новую архитектуру, что бы вы выбрали?[br]
К.Н.: Конечно, предпочтем новое, свое.
У нас классическое образование — оба окончили Академию художеств, и делать интерьеры в классике для нас не в новинку. Но это долгая, кропотливая и очень нудная работа. Просто скучно.
А.Ю.: Скучно все, что не креативно, а классика — это просто работа. Но придумывать — это еще и риск.
— Испытывая трудности, вы допускаете возможность найти идеи в Интернете?[br]
А.Ю.: Если вы имеете в виду прямые заимствования, то нет. Это вопрос самолюбия.
К.Н.: Мы же не придумываем креатив за пять минут, а тратим на каждый объект много времени. Наша жизнь на это время становится короче, а желание успеть что-то сделать остается. Если мы что-то срисовали, то сократили свои шансы.
А.Ю.: …потратили свою жизнь, развивая чужие идеи.
К.Н.: Мы недавно ходили в академию на прощание с Александром Жуком и вышли оттуда с одной и той же мыслью: едва ли на сегодняшний день мы сделали что-то такое, чтобы с нами прощались в Круглом зале и говорили такие слова.
— Такая взыскательность к себе — это школа Жука?[br]
К.Н.: Я считаю — да. Ту школу отличали принципы. Они в нас вложены, и Жук для нас Учителем и останется. Он был человеком очень принципиальным в отношении к жизни и творчеству.
А.Ю.: Дело не в школе, а в творческом самолюбии. Какой смысл мешать собственной самореализации?
— Поприще индивидуального жилья — это был ваш осознанный выбор или просто карты так легли?[br]
К.Н.: Конечно, так получилось. У нас сложился круг клиентов, которые пока строят себе дома. Если они примутся за заводы — будем проектировать и это. Надо сказать, частный дом делать интереснее, чем какой-нибудь торговый центр, где есть объем, но совсем нет архитектуры.
А.Ю.: Если говорить о том, что хочется делать, — конечно, аэропорты.
— Мне кажется, так называемая большая архитектура уже отделена каменной стеной от частного жилья и коммерческих интерьеров.[br]
К.Н.: Часто это две стороны медали. Когда делаешь рестораны, шоу-румы и разные салоны, интересна сама концепция дизайна, которая и для заказчика играет главную роль. Все заинтересованы в качественном высокохудожественном продукте. Что касается торговых центров больших объемов, то там все решают чисто экономические вопросы либо строительные компании или крупные проектные холдинги, которые делают это только ради бизнеса. Зачем тратить деньги на архитектуру и решение сложных градостроительных задач, если продукт и так купят? Любое безобразное сооружение на неудобном участке земли будет рентабельным, если стремиться поменьше потратить и побольше заработать. К сожалению, это так.
— По-моему, размышлять о том, как будет окисляться медь и стариться древесина, — довольно цветная жизнь, чтобы не мечтать об ином масштабе. Разве нет?[br]
А.Ю.: Мы не против окислять и аэропорт.
К.Н.: Мы работаем для общества, на его благо. Это высокие слова, конечно, но мы хотим сделать этот мир чуть красивее. А тем, что мы делаем сейчас, пользуются совсем немногие. Но в нашей профессии это процесс долгоиграющий — мы, слава Богу, не в спорте и не в балете. Время есть.
А.Ю.: Конечно, крупные бюро за это время превратятся в фабрики проектной документации. Но когда дело дойдет до архитектуры, мы сможем ее предложить.
— Как меняются предпочтения ваших клиентов?[br]
А.Ю.: Люди стали строить дома на основе своей жизненной необходимости, а не каких-то витающих в воздухе представлений вроде ненужной бильярдной. Сейчас, если человек не играет в бильярд, он и не оборудует комнату для игры. Дома стали действительно индивидуальными. Это касается как планировок, так и фасадов и стилистических предпочтений. Кто-то любит распростертые дома и декларирует это, не боясь оказаться «не в теме». Я бы назвал такую тенденцию индивидуализацией.
— Качество заказа растет?[br]
А.Ю.: Естественно, люди ездят по миру, как-то развиваются, больше узнают. Специально смотрят дома и фотографируют. Многие приходят с накопленным материалом. К заказу подходят более серьезно, чем раньше. Раньше клиент был более спонтанным: хочу, потому что срочно надо.
— Экзотизмов вроде бельгийской деревни или балийского хутора эти путешествия не добавляют? Или вкус уже сформировавшийся, взрослый?[br]
К.Н.: Клиенты уже понимают уровень затрат и осторожно относятся к экстравагантным формам.
А.Ю.: Это в Москве слово «шале» очень любят. Мы делали дом для людей, которые много времени проводят в Африке, но они предпо-чли традиционные формы, ограничившись африканскими репликами в интерьерах. Яркие проекты — редкость во всем мире.
— Мне кажутся вульгарными иноэтнические поселки в Подмосковье. Не претендую на эталонный вкус, но радуюсь, что под Петербургом, кажется, этого нет?[br]
А.Ю.: Пусть мы будем такими небогатыми. Надо быть достаточными.
К.Н.: Там много денег для поисков, поэтому больше и хорошей архитектуры, и ответвлений избытка в виде этих хуторов. Архитектору ведь интересно развлекаться за чужой счет.
Хорошо спроектированный стилизованный дом не режет глаз, но там же целые поселки такие: у одного украинская хата, у другого вход с башнями в кремлевском стиле, у третьего мраморные колонны, у четвертого — современный дом экстракласса…
А.Ю.: А может, это наш российский путь — украинский хутор с татарскими башнями? Может, лет через сто именно это и назовут русской архитектурой?
К.Н.: В Петербурге пока не в такой степени, но прослеживается тяга к роскоши. Буквально двести километров к северу, в Финляндии, все совершенно иначе. На двух-трех гектарах постройка не должна превышать 200 квадратных метров. Это все регламентировано государством. И никаких заборов. Таков их скромный скандинавский стиль. Но мы же не такие: нам нужны меха, перья и изумруды!
А.Ю.: Нельзя ориентироваться на какую-то страну и говорить, что там все правильно, а у нас нет. Там все классно и как надо, но для финна. А у нас, наверное, другой путь, другая жизнь и другая архитектура. Правда, какая — пока никто не знает.
— Большие деньги способствуют развитию не только всякой архитектуры, но и авторской, именной. Может, лучше не быть бедными?[br]
А.Ю.: Лучше всего полагаться не на конкретных авторов, а на градостроительную регламентацию. Государство в принципе должно понимать нашу цыганскую тенденцию и ограничивать ее.
— Например, в поселке имени Кустурицы — пожалуйста, стройте замки с курятниками?[br]
А.Ю.: Сейчас ведь все диктует не архитектор, а клиент со своим вкусом, далеко не идеальным. А если развить авторство, авторитет архитектора, тогда и стилистику будет диктовать тот, кто должен, — профессионал. Тогда, возможно, что-то изменится.
— Если перед вами поставить выбор: заработать именной бренд «Юдин&Новиков» в сфере частного дома и интерьера или проектировать аэропорты на правах анонимного винтика проектной машины, — что бы вы предпочли?[br]
А.Ю.: Точно первое. Свобода — это самое главное.
К.Н.: Полностью согласен. Творчество важнее. И вот когда мы станем имениты, будем создавать очень дорогие проекты частных домов, у нас останется время на участие в конкурсах.
— Вы хотели бы стать узнаваемыми?[br]
А.Ю.: Да, конечно. Но в нашей сфере это труднее всего. Наша свобода и узнаваемость целиком зависят от клиентов. Путь к этому тернист. Скажем так: пока мы еще хотим экспериментировать и к своим 35 годам не знаем, чем именно мы хотели бы быть узнаваемыми.
— Например, ваши вытянутые дома — чем не авторская фишка?[br]
К.Н.: Можно, например, к 40-летию спроектировать самый вытянутый дом.
А.Ю.: И самый одноэтажный. Когда читаешь интервью с архитекторами, все говорят ровно одно и то же: «Я хотел бы сделать дом, органично вписанный в природу».
И так далее. Другое дело — какими средствами и получится ли это. Никто ведь не скажет, что хотел сделать что-то безобразное и неуместное.
— Вы можете дать практические советы читателям «Загородного обозрения»?[br]
А.Ю.: Многие сейчас переезжают в пригороды с ощущением, что наконец-то осуществилась мечта их детства: они стали домовладельцами. Но большинство плохо понимают все сложности новой жизни и порой бросаются в нее с семьей и малыми детьми. Я бы сейчас за город жить не поехал по одной простой причине: это неудобно для моей семьи.
Переезжая, нужно не столько выбирать дом и ландшафт, сколько хорошо понять, как этим пользоваться. Такой вариант может оказаться подобием покупки таймшера в 1990-е годы или заграничной недвижимости, которая пустует большую часть года.
К.Н.: У нас еще не закончился процесс осмысления, что и зачем нужно. И в процессе строительства дома для постоянного проживания человек может понять, что это будет только дача. Или наоборот. Финн точно знает, сколько времени он будет проводить в своем домике на берегу озера и что ему там понадобится. Эти понятия формируются в обществе, и в нашем тоже, но медленно, методом проб и ошибок.
За город стремятся молодые семьи, но там нет ни музыкальных школ, ни кружков, ни спортивных секций для их детей. А пенсионеры, которым все это уже не нужно, остаются в городе, поскольку собственный дом им не по карману.
А.Ю.: Несмотря на то что речь идет о вложении больших денег, заказчик все еще действует спонтанно, из романтических побуждений, соблазняясь соснами и дюнами. Где детский сад или как будет добираться няня — их не очень интересует.
— А в тех домах, которые вы сейчас проектируете, предусмотрены помещения для прислуги?[br]
А.Ю.: Да, это чаще всего отдельный домик на одну семью. Никто же не знает и этих потребностей. Предполагаем, что легче будет найти приличную пару, которая сдаст свою городскую квартиру и будет присматривать за чужим домовладением. Женщина — по хозяйству, мужчина — на участке. Сейчас почти во всех домах предусматриваются такие помещения под одной крышей с домом или отдельно. Но сколько нужно персонала для обслуживания дома такой-то площади, у нас, в отличие от американцев, пока нет.
К.Н.: Спрашиваешь про обслуживание дома 500 метров — отвечают: «Да жена все убирать будет!» И жена вторит: «Я никому не доверю». Просто не накоплен опыт. Даже в элитных поселках ландшафтные фирмы работают, а клининговые нет. Потребности в сервисе еще не определились. И в досуге тоже.
Район Репино–Ленинское уже потихоньку стал второй Барвихой, но там хозяева ходят по своим участкам, как привязанные, а выйти на прогулку некуда — кругом трехметровые заборы.
— Даже в клубных поселках, где как будто все предусмотрено для жителей, развлечения — редкость. Кошмар осуществленной мечты?[br]
К.Н.: В Подмосковье уже решают эту проблему. В Барвихе, где великолепная природа видна даже из-за заборов, можно выйти прямо в домашних тапочках и тут же купить себе «Ламборджини» или костюм от Армани. Если тебя по дороге не собьет автомобиль, который летит с бешеной скоростью по петляющей между заборами улочке.
