Жизнь на глинте — не для бедных

История фонтанного дела

Шикарные фонтаны дворцового пригорода не могли работать на насосах — даже в наше время это было бы слишком дорого. Вода в Петергоф идет самотеком — из родников на Ропшинских высотах. По легенде, сам Петр обследовал эти источники и повелел провести канал к резиденции, что и было исполнено. И до сих пор все работает по петровскому плану, несмотря на активное вмешательство человека в жизнь окрестной природы, отчего воды становится все меньше, а качество ее — все хуже.

Весь водовод причислен к памятникам архитектуры федерального значения и формально состоит под охраной государства. Но лучше всего чувствует себя его нижняя часть, которая находится непосредственно в ведении музея-заповедника «Петергоф», — за ней организован неусыпный надзор и уход. Чем выше, тем ситуация запущеннее.

Недалеко от того места, где Шингарка пересекает шоссе Ропша—Гостилицы, стоит деревня Забородье. На территории этой небольшой деревни целая система родников, которые потом сливаются в ручьи и подпитывают Шингарку. Родники не замерзают даже в самые лютые морозы.

Шингарка ниже Забородья уже называется Старопетергофским каналом (к нему подведен и Новопетергофский канал, собирающий воду еще нескольких речек). Таким образом, целую систему ручьев, текущих с глинта, объединили в одно прямое русло и получилась вполне полноводная речка, которой хватало с избытком на фонтанные нужды. Общая протяженность водовода составила около 24 километров. Автором проекта стал инженер-гидравлик Туволков.

Естественно, нужно было регулировать сток. Для этого на канале создали несколько прудов-накопителей, выход из которых закрыли шлюзами. Не нужна вода внизу — ворота закрыты, избыток течет себе в природном режиме. Потребовалась вода — шлюз приоткрывают. При каждом шлюзе стояла сторожка, сохранилась только на одном — так называемая Красная караулка. Если посмотреть на карту окрестностей Петергофа, то видно: чем ближе к паркам, тем причудливее и разветвленнее система прудов и каналов.

Туволковское детище было настолько ра­зумно спроектировано, что исправно работало вплоть до 1941 года. Во время войны, конечно, оно несколько пострадало, но верховью системы досталось меньше, чем низовью, поэтому все удалось восстановить при реконструкции Петергофа. В 1975 году систему отреставрировали: почистили зарастающие каналы, починили шлюзовые затворы, между Красной караулкой и Шинкарским прудом подбетонировали берега Шингарки.

Имение декабриста

За Забородьем другая деревня — Оржицы. Здесь была мыза помещика Оржицкого, за связь с декабристами лишенного возможности жить в столице и вынужденного заниматься благоустройством усадьбы. Такая вполне комфортная ссылка (с глинта здесь в хорошую погоду виден Петергоф) пошла на пользу Оржицкому — он сумел из небольшой усадебки сделать вполне зажиточное поместье. По территории протекает пара ручьев из числа притоков Шингарки, поэтому водой здешние места были обеспечены всегда.

Сейчас, к сожалению, из былого великолепия уцелел только парк, да и то не весь. Старой деревни Оржицы практически не осталось — на ее месте стоит поселок сов­хоза «Спиринский» с силикатными и блочными многоквартирными домами. Недалеко от шоссе на Ропшу в парке можно увидеть следы построек, кое-где даже уцелели фундаменты, но представить себе, как это было при жизни хозяев, уже очень трудно. Местное население, к сожалению, использует парк варварски — там нарыли погребов, вырубаются деревья, выбрасывается мусор.

По парку проложена канализация, и когда-то чистейший Чудиновский ручей (сейчас его называют Леваловской речкой) на довольно протяженном участке пахнет гнилью, пока не происходит естественное очищение потока, бегущего по руслу из туфа и мха. К счастью, этого сорбента в здешних речках предостаточно. Где-то в полутора километрах от поселка вода снова становится прозрачной и совсем не ощущается присутствие цивилизации в виде отбросов, грязи и разрухи.

После Оржиц будет деревня Вильповицы, а перед нею дорога пересекает довольно глубокий овраг. Возле дороги стоит здание местного водозабора — именно отсюда берут воду для Петергофа, Ораниенбаума и Кронштадта. И таких водозаборов на глинте несколько — ведь потребности в питьевом водоснабжении постоянно растут.

После подъема на горку начинаются Вильповицы. Налево уходит историческая часть деревни, направо — руины совхозного прошлого, в которых угадываются остатки усадьбы. Если обойти очень страшного, зеленого и щербатого Ильича на постаменте, оказываешься прямо перед барским домом. Он выглядит довольно скромно, на дворец никак не тянет, зато до сих пор используется, правда явно нуждается в немедленном ремонте. Любопытно, что архитектором этого здания был сам Юрий Фельтен, автор Чесменского дворца и Чесменской церкви. Элементы ложной готики можно проследить и в вильповицком барском доме. Архитектор был племянником владелицы усадьбы и по-родственному помог тетушке-вдове обустроить имение.

Лапина — так называлась мыза — тоже стояла на ручьях, родниках и речках. Часть из них высохла и замусорилась, а часть продолжает функционировать, служа местному населению источником чистой воды. К сожалению, почти ничего не осталось от усадебного парка, да он и не был большим — в имении всегда придавали большое значение садоводству, поэтому деревья были в основном плодовыми. Старые яблони давно погибли, на месте сада устроили огороды местные жители. Нет сегодня в мызе ни мельницы, ни известкового завода.

Известковый завод работал на местном известняке — карьер можно найти в том конце деревни, который уходит в сторону деревни Ильино. Очень любопытно наблюдать косую слоистость породы на стенках карьера — пласты лежат не ровно, а образуя довольно причудливые складки. Именно в этих слоях среднего ордовика можно найти довольно много ископаемых животных, чаще всего попадаются трилобиты — самый популярный вид древней фауны. Толстенькие, хорошо сохранившиеся членистоногие там и сям торчат из известняка, но нужна определенная сноровка, чтобы извлечь их. Без навыков и специального инструмента окаменелости лучше и не пытаться выковыривать — они расколются на части.

От Миниха до Сименса

После Вильповиц вскоре показывается большая деревня. Это Гостилицы, где в свое время была одна из самых богатых усадеб в округе. Даже сейчас, будучи разоренной и бесхозной, она производит неизгладимое впечатление, особенно прекрасен парк. Чтобы попасть к усадебному комплексу, нужно проехать до конца длинной деревенской улицей, остерегаясь гусей и собак, возле большого и безликого мемориала погибшим во время Великой Отечественной войны свернуть налево, на шоссе из Петергофа, но вскоре повернуть направо, к виднеющейся церкви.

Во всей усадьбе только церковь и радует. Работа архитектора Андрея Квасова, ныне незаслуженно забытого мастера, не слишком сочетается с последним гостилицким дворцом, но с предыдущим, работы Чарльза Камерона, хорошо гармонировала. А по акварелям Кваренги можно составить представление о первоначальном замысле Квасова (кстати, авторство храма неоднократно пытались приписать Растрелли, хотя это не подтверждается документально). Еще в середине 90-х годов XX века здание представляло собой практически руину, но сейчас оно передано епархии и отреставрировано, правда не без нарушений, впрочем, широкой публике они незаметны.

Рядом с церковью стоит знаменитый Гостилицкий дворец. Когда-то он был одним из лучших образцов английской псевдоготики. При строительстве нового дворца — старый тогдашние хозяева усадьбы Потемкины посчитали недостаточно роскошным и вместительным — знаменитый архитектор Андрей Штакеншнейдер, умевший работать с любыми стилизациями, вписал романтический замок в живописный рельеф и внутри сделал очень удобным — с множеством комнат, изолированных и наполненных светом, благодаря ломаной линии фасада и эркерам. В таком доме довольно много людей могли жить, не тревожа друг друга и собираясь только в большой столовой.

Сейчас дворец находится в ужасном состоянии. Сильно пострадавший во время войны, он был наскоро починен и использовался местным совхозом. В конце советского периода появилась возможность начать реставрацию, но ее инициаторы переоценили свои силы и смогли провести только расконсервацию, поэтому здание стало разрушаться еще быстрее. Каждый год можно фиксировать какие-нибудь утраты: падают стены, проваливаются подвалы, совершенно не держится высоленный, промокший кирпич.

Кроме дворца, в усадьбе сохранились и другие постройки. Манеж используется по прямому назначению — там местная конюшня. Кавалерские корпуса, бывшие жилыми домами, сгорели не так давно, уничтожен и Чайный домик — от него остался один остов. Почти разрушена Потешная крепость на другом берегу Гостилки, доживают прелестные арочные мосты в парке, загажено здание электростанции, построенное при Карле Сименсе, последнем владельце усадьбы. Парк дивно живописен и даже не очень испоганен, но старые деревья погибают, а на их месте не сажают новые, гидросистема полностью замусорилась и заилилась, что летом делает ее пригодной только для обитания лягушек и серых цапель, которые пользуются болотистостью берегов. Родники по-прежнему выходят из-под земли, но дренаж разрушен, от гротов не осталось и воспоминаний, поэтому берега просто отмокают. А на горе Колькольной — лишь воинский мемориал да гигантские муравейники посреди сорного леса. Вида вокруг никакого, уже давно.

Усадьба Оржицы (деревня Оржицы). Площадь 6,3 га. Под охраной не состоит.Некогда здесь была деревня Чудинова на безымянном ручье. Деревня и усадьба, скоро устроенная рядом, довольно часто переходили из рук в руки. Мыза тогда называлась Новая. Оржицкой она стала только в 1837 году, когда ее и еще одну старую усадебку купил Н. Н. Оржицкий, внебрачный сын графа П. К. Разу­мовского. Ручей запрудили, по берегам пруда насадили пейзажный парк. В имении были оранжереи, плодовый сад, множество служебных построек. Барский дом построили из дерева. Усадьба служила не столько для отдыха, сколько для повседневной жизни — у Оржицкого было много детей, а прислуги — всего 12 дворовых. К сожалению, сейчас от всего великолепия остался только парк.

Усадьба Лапина (деревня Вильповицы). Площадь 12 га. Под охраной не состоит. Мыза Лапала (или Лапина) с окрестными деревнями была пожалована императором Петром II Иоганну Фельтену и до 1780-х годов принадлежала его семье. Именно при этих хозяевах были возведены первые каменные постройки, из которых сохранился один только барский дом. Следующие хозяева продолжали благоустраивать имение: сделали запруду на речке, отчего образовалось довольно большое озеро, поставили новую мельницу и другие служебные постройки, разбили небольшой парк, а фруктовый сад, наоборот, огромный. Известно, что одна из владелиц усадьбы — капитанша Александра Скворцова — судилась с Петергофской гранильной фабрикой, перекрыв водоспуск из своего озера, ведший в канал предприятия. Дело помещица проиграла: озеро спустили совсем, а на речке разрешили оставить лишь мельницу. Следующие хозяева поместья построили кирпичный завод, после чего усадьба обзавелась множеством построек из местного кирпича. Среди них был и новый усадебный дом — такой же скромный, как и первый, абсолютно непомпезный, утилитарный.

Усадьба Гостилицы (деревня Гостилицы). Площадь 85 га. Памятник местного значения. Первым хозяином мызы был Бурхард-Христоф Миних, военный инженер, приглашенный Петром I для строительства шлюзов и каналов в обход Ладожского озера. За 20 лет владения усадьбой существенно увеличилось население и окрестных деревень — доходы Миниха позволяли и строить поместье, и покупать крепостных. А в усадьбу было вложено очень много. Несмотря на то что уже существовала деревня, в долине речки Гостилки был дикий лес. Миних соорудил цепь запруд на речке, которую питали родники, в то время весьма полноводные. Были вырыты и искусственные водоемы, наполняемые родниками, — один из них до сих пор называется Минихов пруд. На плотине была поставлена мельница, на левом берегу речки расположились дома крепостных, на правом — постройки усадьбы. Также были построены деревянная церковь и красильный завод на ручье. Считается, что автором первой гостилицкой усадьбы был Н. Жерар — архитектор, рисовальщик, мастер садово-паркового искусства.[/h]

После отставки и разжалования Миниха императрица Елизавета Петровна передала Гостилицы своему фавориту Алексею Разумовскому. И с 1743 года три поколения Разумовских 80 лет владели этой усадьбой. Этой семье была чужда практическая жилка — красильный завод они быстро забросили, зато устроили зверинец для охоты часто приезжавшей императрицы. В 1745 году в Гостилицы пригласили архитектора Андрея Квасова, который должен был распланировать и построить новую усадьбу. Сейчас Квасов основательно забыт, хотя именно он сов­местно с Саввой Чевакинским подарил миру Екатерининский дворец в Царском Селе (Растрелли его лишь украшал), а также множество построек на Украине, где у гетмана Ра­зумовского были обширные владения. До наших дней дошли только кавалерские корпуса и церковь Святой Троицы, но по ним можно судить о таланте Квасова, особенно по храму. На небольшом объеме сельского храма Квасову удалось продемонстрировать свои возможности. Здание принадлежит переходному стилю от барокко к классицизму, носит черты и того и другого, отличается сдержанностью и благородством. К сожалению, барский дом того времени можно увидеть только на акварели Кваренги — скорее всего, это был традиционный барочный дворец с анфиладой комнат по сторонам центрального зала.

Просуществовал квасовский дворец недолго — уже следующий Разумовский, брат Алексея Кирилл, приказал выстроить новый усадебный дом, поскольку имевшийся мало подходил для жизни — больше для балов и приема гостей. Его выстроил Чарльз Камерон. Судя по акварели все того же Кваренги, дом получился довольно необычным — имея в центре полуротонду с полусферическим куполом, он был мягко вписан в пейзаж и уже принадлежал скорее классицизму. Настоящая загородная вилла вельможи. В то же время Гостилицы обогатились и другими постройками: Чайным домиком и множеством парковых павильонов, прихотливо расставленных по долине Гостилки. На ключах со­оружались романтические гроты. Во многом был по-другому оформлен и парк — в романтических традициях того времени. Поскольку Камерон был женат на дочери известнейшего паркостроителя Иоганна Буша, можно предположить авторство многих новых уголков парка. Задействована была и гора за прудами — там поставили колокольню, отчего и гора стала называться Колокольной.

При следующем Разумовском, Петре Кирилловиче, площадь усадьбы увеличилась и произошли новые перемены. Появились новые большие водоемы, новые здания, новые парковые посадки. Это требовало не только больших денег, но и каторжного труда крепостных — известно, что непосильные повинности даже заставили их устроить бунт.

Затем имение было продано Потемкиным. Привыкшие жить на широкую ногу в столичной роскоши, они еще более приблизили усадьбу к числу лучших загородных резиденций. Впрочем, не отказались и от утилитарных построек: мельницы, бумажной фабрики, больших оранжерей. Колокольню на горе заменили башней в несколько этажей, с которой был хорошо виден Финский залив. Потемкины открыли и школу для крестьянских детей, и больницу при церкви. Поскольку в Гостилицах стали разбивать лагерь гвардейские полки выстроили манеж. И именно Потемкины пригласили Андрея Штакеншнейдера для строительства нового дворца — того, что сохранился до наших дней полуразрушенным.

Далее Гостилицами владели Голицыны, Врангели и Сименсы, фамилии известные и богатые. К 1915 году относится последнее описание усадьбы, из которого следует, что она была в великолепном состоянии.