Уголок чистого неба

В гости к Сиверсу

За Воронкой шоссе снова поднимается вверх и ведет мимо деревни Глобицы, которая остается в стороне. Это старая деревня, но с дореволюционных времен в ней не осталось ничего. Поэтому мы едем мимо — в урочище Петровицы. По мере подъема на самую высокую точку глинта будут открываться все новые чудесные виды. Слева начнут вырисовываться купы мощных благородных деревьев, а справа в поле замаячит внушительный валун, который в хорошую погоду виден аж с трассы. Сразу под деревьями можно и остановиться — это руины мызы Петровицы, полностью стертой с лица земли во времена великих переселений. О ней напоминают только многочисленные фундаменты да жернов с «солнечной» насечкой. В языческие времена селиться здесь было нельзя — культовый валун, которому приносили жертвы и на котором совершали отнюдь не безобидные обряды, не способствовал хозяйствованию. Валун имеет в высоту шесть с хвостиком метров, что для Ижоры — большое достижение, а для язычников — просто праздник. По некоторым косвенным признакам (кости, бусы, руны) понятно, что валун используется по назначению до сих пор, поэтому в полнолуние, и особенно в новолуние, посторонним возле него находиться небезопасно.

А между дорогой и валуном внезапно начинается каньон, куда из-под скалы устремляется родник, образуя прозрачную речку. Вода там изумительная — можно пить сырую. Чуть ниже на речке был мост из гранитных блоков и набережная — все разорено и заросло травой. Дорога, ведущая вниз с глинта вдоль речки, ведет вниз, в урочища Фабричная Слобода и Готобужи. Преодолевший эти пару с небольшим километров чувствует себя измотанным — по заброшенной лесовозной дороге не проехать, можно только осторожно идти. Зато какое торжество испытывает путник, вывалившись из сорного леса к огромным дубам, липам и лиственницам погибшей усадьбы! Да, там не осталось ничего, кроме деревьев, камней и какого-то странного умиротворения, переполняющего воздух. Здешний воздух волшебный — он скрадывает время: сюда приходят на полчаса, а остаются до заката.

В этих урочищах еще в начале XX века было довольно крупное поселение: водяная мельница, конезавод, маслобойня, бумажная фабрика, а по мелочи — всего и не сосчитать. Это и была Фабричная Слобода усадьбы графа Сиверса и имение Готобужи. Сейчас на Воронке можно найти остатки фундаментов построек, а рядом фрагменты гранитной набережной.

И несколько огромных, в три обхвата, лиственниц. Лиственницы у нас сами по себе не растут, и если где-то в дебрях вдруг обнаруживаются, то это признак старого поселения.

Исчезать эта богатейшая усадьба стала давно. Во время революции ее разграбили, но мельница и маслобойня действовали — на них стали работать местные жители. А в конце 1930-х годов всех выселили в 24 часа в дальние районы. Местность обезлюдела за одно лето. До сих пор в диких лесах, выросших с того времени, можно встретить остатки деревень. Но сиверсовцы пробирались в родные места, чтобы забрать хотя бы утварь из брошенных домов. Пойманных расстреливали тут же и закапывали. Сколько крестьянских костей здесь осталось — сказать сложно. Ведь сверху легли толстым слоем кости солдат Второй мировой — на Воронке шли страшные бои, и до сих пор сюда стремятся трофейщики.

Средневековье и тихая мыза

А мы возвращаемся на шоссе и движемся дальше — в Копорье, в овеянное легендами село, где сохранилась настоящая средневековая крепость. С момента своего появления на свет Копорская крепость, поставленная на отбитом у крестоносцев мысе на крутом берегу речки Копорки, постоянно отражала нападения разных врагов, причем вначале она была деревянной, потом новгородцы соорудили каменные укрепления, которые со временем по приказу московского князя были перестроены в начале XVI века — эти стены мы и видим сейчас.

К сожалению, выбирать строительный материал не приходилось — что под ногами лежало, то и брали. А под ногами был местный бут — серый, с большим количеством вкраплений окаменелостей, склонный к слоистости, поэтому не очень прочный. Если сравнить его с материалом стен Ивангородской крепости, которую тоже строили из местного бута, то Копорье явно в проигрыше. Зато какая радость для увлекающихся геологией подростков — в каждом крепостном блоке пара-тройка ископаемых зверушек, правда, извлечь их нелегко.

Возле крепости стоит будочка, где можно найти экскурсовода, но не обольщайтесь: все то же самое вы прочтете в Интернете. А местные рассказывают интереснее. Например, у любого встречного в Копорье можно узнать, что в незапамятные времена, когда крепость была еще юной, речка Копорка, которая нынче воробью по колено, текла широко и бурно, а само море плескалось чуть ли не у крепостных стен. Геологи и историки отказываются подтверждать достоверность этих рассказов, но из памяти народной былого величия не вышибешь: было море — и все тут! Вон, мол, даже моллюски морские в стенах отпечатались…

Вторая легенда еще интереснее первой. Говорят, что, когда у императора Петра I были какие-то столкновения со шведским королем Карлом XII (некоторые копорцы даже утверждают, что была война!), мириться с ним наш самодержец явился в Копорье. Там величества засели в самый комфортабельный подземный ход и стали пить за скорейшее окончание неприятностей для обеих сторон. И вот напился наш император и сказал что-то обидное коллеге-монарху. Слово за слово — почти подрались, только Карл был шустрый на ноги, побежал по подземному ходу, даже корону потерял. А тот ход был до самой Швеции. Теперь, к сожалению, засыпан, чтобы исключить возможность нелегального перехода границы.

Есть и поновее истории. Мало кто из посетителей Копорья знает, что, чуть не доезжая крепости, в заросшем, но все еще чудесном парке сохранились руины усадьбы Зиновьевых — тех самых, чьи надгробия видны в склепе. От всего былого великолепия уцелели только хозяйственные постройки и почему-то оранжерея — она даже после войны использовалась местным совхозом. Барский дом, эрмитаж в парке и прочие элементы чуждой нам роскоши полностью утрачены, но дом садовника, который многие и принимают за усадебный (действительно, что за дом садовника с колоннами), все еще стоит и по-своему живописен даже в таком состоянии. Зиновьевым принадлежала и сохранившаяся до сих пор мельница на Копорке. А надгробия помещичьей семьи, считавшиеся потерянными, нашлись при трагикомических обстоятельствах. Оказывается, они входили в состав… фундамента одного из домов, сгоревшего несколько лет назад. И тогда представилась возможность оказать господам посмертную услугу — перенести могильные камни на первоначальное место, в крепость. Ведь Зиновьевы отстояли ее: когда местные крестьяне стали растаскивать бесхозные стены и башни на камень, господа приказали остановить разрушение и даже посодействовали консервации.

Самолеты над барским домом

Закончив с Копорьем, продолжаем движение дальше, в сторону Котлов. Миновав деревенский перекресток, на котором в любое время года идет оживленная торговля всякими съедобными плодами сельскохозяйственного труда, мы попадаем в деревню Ломаха. Через нее течет мелкая, но очень живописная речка Ламошка. В самой деревне есть кое-какие старые кирпичные дома, но, к сожалению, они практически разрушены. Остались только природные достопримечательности. Если перед деревней свернуть вправо, на полевую дорогу и ехать, ориентируясь на огромный валун вдали, до мощных дубов и вязов, растущих по берегу реки, то как раз окажетесь над скалой. А спуститься к скале довольно просто: к реке ведет старая заросшая дорога, от нее нужно пройти немного назад, вверх по течению. И у вас над головой будут мощные глыбы серо-желтого известняка, в которых довольно много представителей фауны ордовикского периода — трилобиты, брахиоподы, ортоцерасы и эндоцерасы. Любители палеонтологии хорошо знают каньон Ламошки и бывают там.

Примечателен и валун: он большой и любопытной формы, поэтому одни видят в нем слона, другие — голову воина в шлеме. За валуном полевая дорога уходит в поле, где видны старинные деревни на краю глинта. Люди селились здесь испокон веку, кое-где сохранились старинные избы и кладбища с замшелыми крестами. Климат в этой части области довольно мягкий, поэтому дубы и вязы растут охотно и достигают порой колоссальных размеров.

А на другом берегу Ламошки раскинулась усадьба Куммолово, вернее, то, что от нее осталось. Чтобы попасть туда, нужно вернуться на шоссе, пересечь речку по мосту и свернуть направо по указателю «Аэродром». Аэродром расположен прямо напротив усадьбы, и дорога упирается в него — проехать мимо невозможно. Принадлежит он Сосновоборскому аэроклубу, где учатся управлять спортивными самолетами и прыгать с парашютом. К сожалению, при аэродроме нет никакой инфраструктуры — ни гостиницы, ни магазина, ни автостоянки. Остаться на ночь здесь можно только в палатке или в машине, что не во всякую погоду захочется.

А ведь здесь были четыре двухэтажных кирпичных дома — их руины рядом с аэродромом производят печальное впечатление. Это в прошлом база отдыха НПО «Сигнал», которая при смене собственника таинственным образом сгорела несколько лет назад. Четыре крепких дома не достались никому.

Рядом с этими современными руинами еще одна, но значительно более живописная. Это барский дом усадьбы Куммолово. Когда-то усадьбу занимал авиаполк (это от него остался аэродром), и дом был в пользовании военных — конечно, уже без роскошных интерьеров, но в приличном состоянии. Когда полк оставил Куммолово, здание оказалось бесхозным — нового назначения ему не придумали, и оно стало быстро разрушаться. При этом сохранилось благородство классических очертаний: все еще стоят портики с обеих сторон, и, хотя давно нет крыши, стены по-прежнему держатся. Кирпич барского дома оказался не в пример крепче кирпича советских построек. Установлено, что автором проекта был архитектор Викентий Беретти — итальянец, много работавший в России и оставивший довольно много построек характерного классицизма, увы, в большинстве своем утраченных. Из окрестных зданий ему принадлежит авторство комплекса гревовской усадьбы.

За домом начинается парк. В одну сторону он медленно спускается к Ламошке, огибая пруды и родники, а в другую — становится дубовым лесом, уходящим к реке Систе. К сожалению, старые деревья гибнут, новых никто не сажает, но даже в таком виде парк удивительно живописен, особенно весной, когда он еще не заглушен крапивой и репейником, а сквозь опавшие дубовые листья пробиваются северные эфемероиды — гусиный лук, хохлатка и ветреница. По Систе и проходит граница районов — Ломоносовский здесь сменяется Кингисеппским. Туда мы отправимся в другой раз.

Усадьба Гревова (село Копорье). Площадь 45 га. Памятник местного значения. Гревова более сотни лет принадлежала Зиновьевым. В 1809 году Зиновьевы купили поместье у Льва Разумовского — владельца всех окрестных деревень — от Подозванья до Систы. Василий Зиновьев стал обустраивать усадьбу практически с нуля — Разумовский ею не занимался, предпочитая жить в Москве.

Сенатор Зиновьев выбрал место для усадьбы на речке Копорке, включив в нее и бывшую мызу шведского пастора. Если зиновьевская дача на Крестовском острове и его мыза Богословка на Неве (кстати, тоже работы Беретти) были пышными, парадными, служили в основном для приема гостей, то в Гревовой сенатор хотел просто отдохнуть. Поэтому барский дом был поставлен в глубине обширного парка. От шведских времен в парке остались липы, а остальные деревья посадили уже при Зиновьеве. Дом был деревянным, и никаких следов от него не сохранилось, хотя можно предполагать, что он был немного похож на еще одно творение Беретти — дворец в Осиновой Роще, тоже, к сожалению, утраченный.

Сын Василия Зиновьева Дмитрий продолжил благоустройство усадьбы: он увеличил площадь парка, выстроил новые служебные здания, конный и скотный дворы. В усадьбе было все необходимое для круглогодичного проживания семьи. Зиновьевы устроили школу для крестьянских детей, выстроили церковь на кладбище, отремонтировали Преображенский собор в крепости.

Усадьба Куммолово (нежилое урочище Куммолово). Площадь 18 га. Под охраной не состоит. Первым владельцем усадьбы был Левонтий Блюментрост — один из выдающихся врачей Петровской эпохи, который открыл целебные минеральные воды в Олонецкой губернии и под Петербургом, в Полюстрове. Ему же в свое время принадлежала и мыза Гатчина, которую, к сожалению, с воцарением Анны Иоанновны пришлось отдать в казну. Оставшись только с куммоловской мызой, Блюментрост обустроил ее рационально и с уютом. Поскольку вокруг было множество рек, ручьев и родников, то он организовал в поместье разведение форели и построил винокуренный завод.

Мызу унаследовала дочь Блюментроста, вышедшая замуж за лифляндского дворянина Фридриха Иоганна фон Герсдорфа. А потом владельцем стал сын Герсдорфов Федор, который был не очень сведущ в хозяйственных делах, поэтому усадьбой занималась его жена Анна. Именно ей принадлежит создание усадьбы в том виде, в котором она дошла до наших дней. В поместье появились большой парк и много зданий, построенных из известняка. А в 1820-х годах построили и барский дом, который даже сейчас больше похож на дворец. Викентий Беретти создал множество усадебных домов по всей губернии, но уцелел фактически только один, да и то в полуразрушенном виде.

Куммоловский дом мало похож на традиционное жилое здание барской усадьбы. Это дом городского типа — без длинных боковых флигелей, потому что земли у Анны Герсдорф было не очень много. За домом был разбит пейзажный парк с живописным прудом, наполнявшимся родниками, за ним — фруктовые сады и огороды, винокуренный завод и мельница. Все постройки не из дерева, а из известняка — он был дешев, крепок и добывался совсем рядом. После смерти Анны Герсдорф имением владел ее сын Арист, а в 1902 году усадьбу купил Константин Веймарн, племянник хозяйки Гревовой Софьи Зиновьевой, урожденной Веймарн. Поместье тогда было в прекрасном состоянии, все постройки числились исправными, сад плодоносил. Теперь от сада остались одни дички яблонь, слив, груш и ягодные кустарники.