В этом номере мы рассмотрим северо-восток области, а именно Присвирье. Самая могучая наша река Свирь вытекает из Онежского озера и впадает в Ладожское, вбирая в себя множество притоков и служа трассой Волго-Балта.
Начнем нашу виртуальную экскурсию от города Лодейное Поле. Город не старый, почти ровесник Петербурга, но, разумеется, он вырос не на пустом месте — на Свири всегда было много деревень, где промышляли рыбной ловлей. В те времена река была полна лососевых, даже атлантический осетр захаживал через Неву и Ладогу. В маленьких речках, впадающих в Свирь, до сих пор есть лосось и форель, а в некоторых — даже угорь.
По последним данным, в Лодейном Поле около 24 тыс. жителей — городок невелик. Несмотря на то что он старше Петербурга на целый год, исторических зданий почти не сохранилось. Это не значит, что ничего не было, — здесь стоял, например, величественный Петропавловский собор в духе неоклассицизма, да и купеческих особнячков хватало. Все скосила последняя война — около тысячи дней Лодейное Поле находилось практически на переднем крае. Поэтому нынешняя застройка на оригинальность не претендует: деревянные домики соседствуют со зданиями из силикатного кирпича. Глазу отдохнуть особо не на чем. Лодейнопольцы и сами это прекрасно понимают, но поскольку они истинные патриоты, то заявляют: «Природная красота вам нужна — идите на Свирь, а если архитектура — поезжайте в монастыри».
О монастыре чуть позже, а культурная жизнь в Лодейном Поле кое-какая есть. Ее центр — местный краеведческий музей, он милый, но не более того; впрочем, его судьба несколько извиняет эту скудность: как и ленинградский Музей блокады, лодейнопольский был разгромлен по сталинскому приказу в конце 1940-х годов. Ну не должен народ сам организовывать свои музеи, без приказа сверху. Потом краеведческий музей возродили, но некоторая его пришибленность осталась. Да, можно взглянуть на коллекцию деревянных ложек, на пару-тройку настоящих половичков и пионерских галстуков эпохи раскулачивания, только все это выглядит вяло и печально.
А вот то, ради чего 301 год назад построили город, исчезло напрочь. Лодейное Поле, как явствует из названия, было поселком кораблестроителей. Еще на месте Петербурга пузырилось болото и шумел лес, а в Лодейном Поле, на широкой поляне возле могучей Свири уже стучали топоры — это из местных корабельных сосен рождался петровский флот. Теперь же не только не строят здесь кораблей, но до недавнего времени ни одно судно много лет не могло пришвартоваться в городе.
Причина прозаична: старая пристань сгнила, на новую денег не было. В советские времена теплоходы с туристами, следовавшими из Ладоги в Онегу, причаливали в Лодейном Поле. Правда, тогда никто на этих туристах не стремился заработать. А потом и хотели бы заработать, да пристань подкачала. То есть потенциальные покупатели лодейнопольских даров проплывали мимо и даже платочком не махали — город почти не выходит к реке, и, глядя с воды, можно не догадаться о том, что это не какая-нибудь деревня, а целый райцентр.
Теплоходы останавливались в 14 километрах выше по течению — на пристани Свирьстроя. Этот поселок образовался при строительстве Нижнесвирской ГЭС по плану
ГОЭЛРО и по проекту самого Графтио. Степень внешней привлекательности для проплывающих мимо и у Лодейного Поля, и у Свирьстроя одинаковая, последний даже страшнее, но зато там была пристань, пусть тоже с гнильцой, и здесь можно было худо-бедно чем-то торговать, например деревенским молочком или солеными огурцами, которые в этой местности солят каким-то особым способом. И только года четыре назад пристань в Лодейном Поле реанимировали.
Здесь чудеса, здесь Свирский бродит...
Но основная местная достопримечательность все же в стороне, в двадцати с небольшим километрах по Мурманской трассе, за стратегическим мостом через Свирь, знаменитым своим двойным назначением — и для автомобилей, и для танков. Мы едем в Александро-Свирский монастырь. Он из двух комплексов: Троицкого, древнейшие постройки которого относятся к XVI веку, и Преображенского, возведенного в основном в XIX веке. Троицкий комплекс рос вокруг братских келий, Преображенский — возле монастырского кладбища.
В XIX веке обитель называли Северной лаврой, ей подчинялись 27 окрестных монастырей и пустыней. В разные годы монастырь жил по-разному: случались периоды расцвета, когда активно строили и занимались благоустройством (например, Покровская церковь была построена в 1533 году на пожертвования царя Василия III), а порой после нашествий и разорений оставались только голые стены и главная святыня — мощи основателя монастыря святого преподобного Александра Свирского. В 1918 году обитель лишилась и мощей — их увезли в Петроград, а впоследствии обнаружили в Анатомическом музее Военно-медицинской академии. Часть монахов вместе с настоятелем расстреляли, часть — отправили в лагеря.
Когда заработала сталинская репрессивная машина, монастырь использовался как тюрьма Свирьлага, потом здесь были казармы, сельскохозяйственные предприятия. И до сих пор в Троицком комплексе в братских корпусах находится Свирская психиатрическая больница. Переселять ее некуда — нет помещения, а пациенты очень проблемные: от бывших завсегдатаев тюрем до наркоманов и алкоголиков.
Кроме всего прочего, монастырь числится памятником архитектуры федерального значения, он даже проходил реставрацию в 1970-е годы, когда его надеялись сделать музейно-туристским комплексом наподобие Суздаля, но что-то не вышло. Как говорит настоятель монастыря архимандрит Лукиан, в 1998 году церковь получила те «куски» комплекса, которые оставались бесхозными и требовали денег на содержание, не говоря уже о реставрации.
Поэтому монастырь, как может, выживает на свои средства. То, что реально сделать на имеющиеся деньги, — делается. В Преображенском комплексе на всех окнах — контейнеры с алой геранью, которая празднично смотрится на фоне ярко-белых стен. Посажены туи, хотя неизвестно, выживут ли в довольно суровом местном климате. Двор замощен карельским кварцито-песчаником с берегов Онеги, одним из лучших наших камней, правда плитки не пригнаны друг к другу, а просто уложены в песок. Колокольня Преображенского комплекса в советское время была приспособлена под водонапорку для нужд поселка и сельскохозяйственных предприятий, а поскольку другой водонапорки в Старой Слободе так и не завелось, колокольня очищает и души, и тела: резервуар для воды по-прежнему стоит на своем месте, а над ним висят монастырские колокола. Монахи говорят, что звон их слышен в Лодейном Поле.
В это верится охотно: один только язык самого большого колокола весит 300 килограммов.
«Колокольная» вода поступает и в павильончик перед входом в монастырь. Когда-то там был колодец, выкопанный самим Александром Свирским и действовавший все долгие века существования монастыря. Разумеется, колодец считался святым. Но в советское время в колодец налили отходов нефтепродуктов, монахи стали его чистить, однако выяснилось, что это физически невозможно. Заменили сруб — не помогло. Вода пахнет маслом и мазутом — видимо, пропитался весь водоносный слой. Пришлось пойти на крайнюю меру — поставить в сруб резервуар. Теперь вода туда поступает из артезианской скважины — через водонапорку-колокольню. Монахи надеются, что колокольный звон напитывает воду в резервуаре святостью, этим искупается невольный обман публики, приходящей к колодцу с бутылками и канистрами.
От монастырского кладбища остались только две изрядно покарябанные каменные плиты с трудноразличимыми надписями — надгробия уцелели только потому, что были завалены мусором. Остальные плиты приспособили под хозяйственные нужды поселка, и найти их невероятно. Таким образом, кладбище представляет собой лужайку, даже с табличкой «По газонам не ходить». Но не слишком искушенные в местной истории рабочие все равно ходят — в монастыре еще очень много нужно реставрировать.
В Троицком комплексе, конечно, все не так радужно. По сравнению с отреставрированными, сияющими белизной стен храмами корпуса, где живут больные и врачи, выглядят просто жутко: ободранные, с трещинами, с перекошенными дверьми, откуда выползает душок больничного обеда. Больные, прилипнув к окнам, смотрят, как по их двору ходят посетители с праздничными лицами, и собственная судьба кажется им еще более отвратительной. Посетители прежде всего рвутся в Троицкий храм, который расписан внутри удивительными фресками, буквально покрыт ими от пола до потолка. Можно часами стоять и рассматривать эти картины, которые неграмотным посетителям пересказывали Священное Писание языком живописи — эдакие назидательные комиксы. Даже чертям и разнообразным грехам выделили специальный уголок — видимо, в этот угол ставили закоренелых грешников, которых словом не проймешь. Монахи рассказывают, что, когда церковь только начали восстанавливать, фрески были в плохом состоянии, а сейчас они чудесным образом обновились.
Деревянные сокровища Присвирья
Насладившись Александро-Свирским монастырем (кстати, возле него есть гостиница для туристов с очень приличными условиями), возвращаемся в сторону Лодейного Поля через мост, но поворачиваем на Подпорожье. Дальше какое-то время наше внимание будет приковано исключительно к дороге. Дело в том, что участок трассы между двумя райцентрами взялись ремонтировать. Начали, как обычно, поближе к осени, сняли асфальт, размесили грязь, устроили страх и ужас. А дорога эта — единственная в Подпорожье, другой нет, по ней ходят и автобусы, и лесовозы, и фуры с прицепами, а уж легковым машинам приходится пробираться как на войне.
Добравшись кое-как до Подпорожья, имеем право на отдых. Поскольку в городке, построенном после войны возле Верхнесвирской ГЭС, достопримечательностей нет, то тихонько бродим возле ГЭС — она красивая.
А путь наш лежит на север, через Свирь, через плотину и шлюз, и если там будет проходить судно, можно на него поглазеть, поскольку дорога тогда все равно закрывается.
Едем в сторону большого поселка Важины, сразу за которым на берегу реки Важины, впадающей в Свирь, будет деревня Курпово, а в ней — деревянная церковь, весьма достойная внимания. Только подъехать к ней не очень легко: церковь видна далеко, да вот все улицы ведут в какие-то сарайные тупики. Поэтому лучше спросить у местного населения, где тут у них дорога к храму.
Церковь Воскресения Христова обшитая, крашеная, почти беленькая, но несколько странных форм. Вроде как нет в наших северных традициях такого образца деревянного зодчества. Оказывается, храм, построенный в 1630 году (надпись на досках иконостаса гласит: «...лета 7138 года сентября 26 дня совершен бысть сей храм...»), от рождения имел традиционные очертания, но в 1827 году епархия решила «подновить» его. И артель олонецких плотников (эти места относились к Олонецкой губернии) придала ей формы каменного храма. Это, конечно, архитектурный казус, но уже вошедший в историю, поэтому печалиться по поводу перестройки и порчи вкуса уже поздно. Внутри храма сохранился резной иконостас, а также изображение здания до переделки, так что застать его открытым — большая удача для туриста.
К Воскресенской церкви приписана Никольская — в Согиницах. Это значит, что по праздникам курповский батюшка ездит в Согиницы и служит там. Да вот народу приходит мало: старики умирают, а молодым это не нужно. Дорога идет вдоль реки Важинки, что течет в высоких холмах, покрытых лесом, а деревни лепятся к воде. Так выстроена и деревушка Согиницы, в которой прописано 13 человек. Церковь — памятник федерального значения, включена в многочисленные справочники по архитектуре. При ней отдельно стоящая колокольня и более поздняя зимняя церковь. Погост с дороги виден сразу — высокая шатровая крыша церкви, еще без креста, серебрится старым деревом у воды. Вода осенью высокая, скрывает пороги и валуны в русле.
Валунов здесь много. Те, что покрупнее, никому не нужны, а небольшими реставраторы выложили канавку по периметру церкви, чтобы дожди и талые снега не заливали ее. Смотрится красиво. Работали здесь тихвинские плотники — от Тихвинского реставрационного управления. Вообще, несмотря на ворчание архитекторов, считающих, что хороших реставраторов уже не осталось, плотники работают прилежно. На реставрацию выделяются гроши. В 2001 году дали миллион рублей, причем половину выделил областной бюджет (хотя объект федерального значения), а дальше пошло хуже. Всего за четыре года работы Согиницы получили 2 миллиона 600 тысяч рублей — поэтому и дело продвигается очень медленно. Тихвинцы говорят, что, если бы эту сумму им выделили единовременно, они за одно лето сделали бы больше, чем за эти годы, — ведь перерывы в реставрационных работах на деревянном объекте крайне вредны.
Районные власти расщедрились даже на должность сторожа, который теперь следит, не лазают ли чужие по погосту, не сорвали ли замок. Правда, это случилось только после пожара в Волнаволоке, где сторожа не было. Трудно сказать, доживет ли Никольская церковь до тех времен, когда в нее вернется жизнь, снова поставят иконы (сейчас они хранятся в Русском музее).
А история гибели двух деревянных церквей — одна XVII века, другая — середины XIX — в деревне Волнаволок, что к востоку от Согиниц по накатанной грунтовке, проста и нелепа. В 2004 году, 4 июня несколько рыбаков, как обычно, устроились в деревне возле большого Пидьмозера, запалили костер возле погоста. И уснули. А когда проснулись, огонь, пожравший стебли сухого малинника и бурьяна на погосте, уже облизывал крыши зданий. Так не стало двух церквей, которые прежде встречали путника на холме, тесно прижавшись друг к дружке, — старушка Покровская и старушка Власьевская. Никакого дела по поводу утраты церквей не заведено. Пожар ведь случился, не поджог. Никто не виноват. А рыбаки, которые тот костер развели, смотали удочки и были таковы, никто не знает, кто они и откуда.
Эти две церкви даже реставрации не дождались, их как законсервировали 10 лет назад, так и оставили — денег не было. А теперь им уже денег не надо. На пепелище лежат гряды валунов, обозначая фундаменты, как на плане. Удивительно чистые, вымытые дождем камни, треснувшие в огне, обнажившие свое розовое, малиновое, желтое нутро. А между ними — кованые гвозди, выпавшие из сгоревших стен. И человеческие кости под алтарной частью. Как рассказывает архитектор-реставратор, большой знаток деревянного зодчества Марк Коляда из НИИ «Спецпроектреставрация», один раз при работах он нашел скелетик новорожденного под камнями. Видно, грех свой кто-то спрятал.
Возле Согиниц и Волнаволока есть еще несколько памятников — деревянные часовни, отреставрированные Колядой (Согиницы — его же работа). Например, изумительная по красоте часовня в деревне Посад, на берегу озера, тоже вписана в ландшафт. Есть и другие. И к каждой солдата не приставишь. Зимой даже спокойнее — по снегу огонь не перекинется. А вот летом приедут рыбаки с охотниками — места ведь здесь изумительные по красоте, — и что будет с бедными «деревяшками»?
Некогда у архитекторов и реставраторов возникла идея: раз невозможно сохранить деревянные памятники на местах, надо бы их свезти в музей под открытым небом — туда и народ пойдет, и реставрация ускорится.
В области эта идея была признана негодной: памятник, увезенный с родного места, лишенный поддержки окружающего ландшафта, становился обезличенным. Ленинградские реставраторы должны были восстанавливать памятники на местах. Но даже в советское время это было нелегко, а теперь стало практически невозможно. Мы отказались от создания музея, а вот в Новгороде, в Витославлицах, такой музей организовали. Деревни и погосты осиротели, зато памятники спасены. Одни искусствоведы и архитекторы ворчат, что это, мол, дорогая цена. Другие водят экскурсии к этим шедеврам деревянного зодчества. Кто прав? Нет ответа.
Институт «Спецпроектреставрация» годами приглядывал за деревянными сокровищами востока Ленобласти, работал с ними время от времени. Но, чтобы осуществлять авторский надзор за реставрацией и следить другими объектами, которые уже прошли реставрацию или в ней нуждаются, надо ездить в Подпорожский район — это примерно 330 километров в одну сторону, а денег в смете заложено столько, что только три раза и можно съездить. Если надо больше — отправляйтесь на свои...
